Борис Косенков - Похищение сабинянок (сборник)

– Чего-чего? – откликнулся старичок и указательным пальцем поправил сползшие с переносицы очки в блестящей золотой оправе. – Какой еще приватный разговор? Мне скрывать нечего!

Командир огляделся. Пикетчики, прислушиваясь, молча сгрудились вокруг. Репортеры оживились, нацелили на происходящее свои объективы.

– Коспотин Мельман, – тяжело вздохнув, снова заговорил командир. – Зачем вы сюда пришли? Вы ведь уже однажды пострадали на подобном мероприятии.

– Пострадал? – хохотнул Мельман. – Это не я, это мои очки пострадали. Зато вот – видал? – он снял очки, помахал ими перед носом у недовольно отстранившегося полицейского. – Новехонькие! Личный подарок американского посла!.. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

– Послушайте, господин Мельман! – прервал его командир. Разгорячась, он забыл про акцент и заговорил на «оккупационном» языке абсолютно чисто и свободно. – Что лично вам здесь надо? Здесь же собрались русскоязычные. А вы…

– Ну, я еврей. И что?

– У вас же есть свой язык!

– Какой язык? У евреев, вообще-то, аж два языка. На иврите в дни моей молодости одни только раввины с грехом пополам толковали. Вот на идише я пацаном болтал. Так ведь тридцать шесть лет в армии – это тебе не хрен с перцем! Теперь я на идише помню всего с десяток слов, да и те все неприличные. А вообще-то, – Мельман хитро прищурился, – как любой советский офицер, я владею тремя языками: русским со словарем, командным и матерным в совершенстве.

Собравшиеся вокруг пикетчики дружно рассмеялись.

– Ну, а чем вас наша страна не устраивает? – все больше злясь, проговорил командир. На его бледном, мучнистом лице с белесыми бровями и ресницами проступили неровные красные пятна.

– Ваша страна? – удивился Мельман. – Ну, во-первых, это моя страна. И она тут ни при чем. Отличная страна, замечательный народ. А во-вторых, единственное, что меня не устраивает, это вы, ребята! Я имею в виду власть. Вы же типичные нацисты! Вам для полного комплекта только фюрера не хватает. Настоящего, решительного, фанатичного. У самих-то гайки завернуть до упора кишка тонка!

– Не нравится власть – уезжайте! Кто вас здесь держит?

– Куда уезжать-то?

– Да хоть в Израиль!

– С какой такой радости? У меня там ни одной знакомой собаки. Здесь и в России, правда, тоже вся родня погибла. Кто на фронте, кто в гетто. Такие же вот, как вы, молодчики потрудились на славу… Но это же моя страна! Здесь моя жена похоронена. Опять же друзей полно… Да и потом, не нравится мне жить в Израиле. Кругом одни евреи, некого даже хохлом или кацапом обозвать.

Снова смех.

Один из пикетчиков, высокий, плечистый мужик с пышными усами и густыми седыми бровями, громко пробасил:

– Оце по-нашему! Гони ты его, Яша, до бисовой матери!.. А ты, – обратился он к командиру, – запомни: Яша теперь всегда будет с нами. Он у нас – как оберег. Или, по-вашему, – талисман. Мы за ним, как за каменной стеной. Вон как дружно за него все президенты вступились! Небось, пока русских да украинцев били – они и в ус не дули!.. Так что вали-ка ты, хлопче, отсюда подобру-поздорову… – и он послал командира на неплохом государственном языке в хорошо известном, хотя и не слишком приятном направлении.

Командир прикусил от злости губу, резко развернулся и, провожаемый смехом и ехидными шуточками, двинулся к своим. «Ну, даст Бог, заболеешь ты, старый хрен! – сжимая кулаки, грозился он про себя. – Уж тогда мы отведем душу, повеселимся!»

Репортеры между тем принялись деловито выцеливать его своими разнообразными устройствами. «Вам бы тоже врезать как следует! – с ненавистью подумал командир. – Дать бы команду своим орлам! То-то поплясали бы вы под дубинками, сучье племя!..»

Но приходилось держать себя в руках. Командир только стиснул зубы, расправил узкие плечи и еще яростнее и громче застучал по мостовой коваными каблуками.

По Прибалтике вовсю гуляла шалая суверенная весна.

Инженер-конструктор высшей категории Лосев, низко опустив голову, медленно брел по вечернему городу. Январь наконец-то сподобился крепким морозцем, мостовая покрылась ледяной корочкой. Редкие прохожие двигались, точно лыжники, почти не отрывая ног от земли, а кто-то и падал, нелепо взбрыкивая ногами и ругаясь или хохоча, в зависимости от возраста и характера.

Но Лосев ничего вокруг не замечал. Все его мысли были заняты одним жизненно важным вопросом: где достать денег? Он болтался по улицам уже часа два, сильно озяб и проголодался, но возвращаться домой и объясняться с женой решиться никак не мог.

– Лось! Ты, что ли? – послышался вдруг знакомый голос. Лосев недоуменно огляделся. – Да здесь я! Здесь!

Из приткнувшегося к бордюру «Мерседеса» неторопливо выбрался низенький, коренастый мужичок в длинном, до пят, кожаном пальто. Его круглое, щекастое лицо полыхало здоровым румянцем, на непокрытом темени отсвечивала под фонарем обширная лысина.

– Колобок? – удивленно прохрипел Лосев. – Ну, здорово!

И зашелся не то смехом, не то сухим, затяжным кашлем.

Лешку, однокашника Лосева по институту, в студенческие годы иначе как Колобком никто и не величал. Прозвищем этим сам же Лосев его и наградил. И не столько за соответствующую внешность, сколько за редкостные даже для студента пронырливость и изобретательность. Лосев тогда и песенку про него сочинил и частенько исполнял ее под гитару на дружеских пирушках:

– Давай сюда! – махнул Колобок зажатой в руке перчаткой. – Залезай, погрейся.

Лосев не стал кочевряжиться и молча нырнул в пышущее теплом и ароматом хорошего табака нутро автомобиля. Устроился на переднем сиденье. Колобок сел рядом, на месте водителя.

– Ты ли это, Лось! – участливо проговорил Колобок. – Певец, гитарист, душа любой компании… Где работаешь-то?

– На «Передовике».

– И кем?

– Да сейчас практически никем, – угрюмо ответствовал Лосев. – В бессрочном неоплачиваемом отпуске. Начальство говорит: заказов нет, денег нет… Ни хрена нет!

– И как же ты живешь?

– Да вот так и существую. У кого-то одолжу, что-то продам… Жена иногда подчелночит.

– Женился, значит? И дети есть?

– Сынишка… В первый класс пошел…

Под натиском тепла озноб с легкой дрожью покидал тело, и Лосев немного повеселел.

– А ты-то чем занимаешься? – он повел взглядом по салону. – Уж наверно не самолеты строишь… В бандиты, что ли, подался? Машина-то твоя?

– Моя! – приосанился Колобок. – А работаю я в городской администрации. Чиновник, одним словом… Не начальник, но и не пешка. Так, серединка на половинку.

– Надо же! – у Лосева начало оттаивать и чувство юмора. – Кучеряво нынче живут средненькие чиновники!