Антон Нечаев - Сибирский редактор

– Встречались.

– И вы почему-то от меня бегали? Я такой страшный, да? Или вы плохо относитесь к инвалидам? – мед с угрожающей горчинкой.

– Я хорошо.

– Что «хорошо»?

– Хорошо отношусь.

– А может мне разболтать по городу, что вы у нас иудей правоверный, а?

Тут я бросаю трубку. Из меня такой же еврей, как девственница из Наоми Рассел. Но шантаж нельзя допускать. И если еврей – это плохо, что ж, братья, я с вами.

Женушка моя – источник проблем. На беду она также кропает чего-то, познакомился я с ней в Институте литературы и привез в Сибирь на пмж. К морозам она привыкла, обложилась шубами и теплыми свитерами, затарилась ноутбуком и сидит, пишет себе днем и ночью стихи, прозу, драмы и эссе. Естественно и на премию Фонда также засматривается. Каждый год выдвигает себя в претенденты по всем номинациям и сидит, ждет денег. Расписывает, куда будет их тратить: бриллиантовый медвежонок, поездка на море, дача за городом. Пишет она неплохо, но могу я двинуть ее на эту награду? Могу, ее, кровиночку, ребрышко мое талантливое, но совершенно бестормозное? Конечно, могу, что я один такой, кто жен своих, детей, мужей, пап, мам, пользуясь служебным положением, движет на тепленькие места? Но я не решаюсь. Нет, сука, не решаюсь. И никогда не решусь. Конечно, схвачено у меня все тут по литературной части, и награды получают только те, кого я люблю и уважаю, или выгоден он мне по какой-либо причине, но жене не дам. Чересчур это. Вот так и пропадают без вести в сибирской глуши несчастливо вышедшие замуж таланты…

Самое приятное, когда претендентки в письмах подписываются «ваша». Еще приятнее «ВАША». У меня таких сохраненных писем – коллекция. Из Тюмени и Чебоксар, Омска и Владивостока – открытые девушки с жаркими сердцами и тем, что вокруг сердец. Кто они – никто не узнает, настоящий мужчина свято хранит редкий цветок женской доверчивости. Иногда раскрываю заветную папочку на секретной флешке, выдергиваю наобум файлик, читаю эти трепетные, ласковые слова «Дорогой, все понимающий, чуткий, благородный, талантливый». Столько всего славного обо мне. И любимая подпись «Ваша». «Всегда ваша», «Вечно ваша», «вашавашаваша». Не ищи подоплек, корыстных мотивов. Не думай, что им что-то нужно. Наслаждайся.

Иногда так и тянет черкнуть, набрать, прошептать: «Приезжай, докажи. Номер в гостинице „Север“ (я всегда там), от вокзала недалеко, магазин через дорогу, купеческий центр старого города, если в промежутках захочется погулять. На неделю (нет, долго), на два-три дня, дорога (замешательство) за мой-твой счет (проверим на обеспеченность, щедрость). Приезжай, не пожалеешь».

И каждый две недели новая одаренная с сумкой через плечо в прохладном вестибюле «Севера» дожидается меня на пузатом диване, листая привезенный с собой журнал, заранее выдумывая для меня автограф на книжке.

Интервью, которые у меня берут, в основном, дурацкие. Одинаковые вопросы о значении Фонда, о том, как конкретно мы поддерживаем молодых литераторов. Я каждый раз пытаюсь разнообразить ответы, но это довольно муторно. Потому что собственно помощь, которую все хотят, у нас одна. Это – премия. Штука баков. Если награждаемый из другого города, ему оплачивается дорога и проживание. Я обеспечиваю ему, лауреату, компанию в распитии коньяка, водяры или текилы в особых случаях.

Молодая, симпатичная из Мурманска напрашивается на разговор. Для портала «Кропать для всех». – Когда было создано ваше первое стихотворение? «Создано» – как сказано-то а? Девочка ебу далась. Стихи меня задолбали лет сто назад, хотя книги я выпускаю регулярно. Денег на мое последнее издание потрачено столько, что можно было иномарку люксовую купить не сильно побитую. Даже на новенькую хватило бы с небольшим натягом. Я смотрю на стопки книг собственного сочинения, расставленные по квартирным углам и отвечаю прилежно мурманчанке (интервью по е-мэйл Очень удобно, не нужна расшифровка, поджал чуть-чуть и вперед. Хорошо устраиваются журналисты).

– Первое стихотворение я написал в 12 лет, написал его в своей голове, на бумагу не стал записывать. Как сейчас помню, стихотворение было про девушку. С рыжей косичкой и веснушчатым носом. В очках. Про мою одноклассницу. Не просите, читать не буду. Просто не помню.

В автобусе Сестрорецк-Ленинград под проливной дождь и унылое ветряное хлюпанье лисьего носа я с чего-то решил сочинять песни. Стихи – это мерзость для египтян, так я думал. Писать стихи, все равно, что ходить вприсядку. А песенки ничего, песни можно. Песенник – что кукловод, марионеточник, дергающий за веревочки исполнительницу-кривляку. «Исполнителя» я не допускал, фиглярничать не мужское дело. «Дорога, дорога осталось немного до цели шагов. Привет, будь здоров». Двенадцать альбомов за бесконечное полуторамесячное лето у бабушки. В соавторах братский венгр – недоуменный «Икарус» с трехзначным номером, непривычным для сибирского глаза. В отдельных частях поучаствовал таинственный финский пейзаж, с неровно протянутым швом залива. Крематорий напротив, также неведомое заведение для сибиряка. И холодная рябь революционного озера, навсегда запечатлевшего бородатый культовый лик на своей глади. Бабушка, колдующая над весами… Продавец? Старорежимный аптекарь? Нет, просто тупому внуку пытается втолковать физику за шестой класс. Но внук не внемлет. У него четкий ритм в мозгу и все та же песня: «Дорога, дорога, асфальта немного, вот-вот и обрыв, обры-ы-ыв».

Шеф умер в апреле месяце. Меня удивила столь поздняя его смерть. Я, наверное, склонен приписывать себе разные достоинства, но одна из способностей, которыми, как считаю, я наделен – это талант ясновиденья. Я его глушу, глушу сознательно, ибо считаю, что человеку вредно заглядывать в будущее. От этого портится зрение; видя будущее, настоящее перестаешь замечать. А человек, от рождения почти слепой, обязан ценить настоящее.

За слепоту деду спасибо. У дедушки с детства было хорошее зрение. Но с тридцати глаза стали слепнуть с катастрофической скоростью. Совпало это с государственными репрессиями конца тридцатых годов, и умелому романисту класса Маркеса или хотя бы Меира Шалева здесь было бы где разгуляться, сочинить эдакий романчик про тонкую душу русского интеллигента, вокруг которого снуют по ночам воронки, увозя в лагеря или к ближайшей стенке его сослуживцев, а он, интеллигент, понимая всю ситуацию и свою беспомощность в ней, только и может, что слепнуть, теряя буквально в неделю по пол диоптрии. Сибирского (русского) колориту добавить, деталей всяких, истории… Ах, вещица бы вышла, пальчики оближешь! Нет, Меир не потянет, а милый Габриэль Гарсиа староват уже… Кто же тогда? Я не могу, лень мне, да и поэт я, стихотворец, ну или на худой конец редактор. Гюнтер Грасс разве, у него б получилось… Секундочку, сброшу мейл старику…