Павел Гутионтов - Игры на свежем воздухе застоя

— Вот видишь. — сказал мне начальник. — Ты меня все время убеждаешь, что об НЛО писать нельзя, что визы на такие материалы достать невозможно, а люди ведь сумели как — то. В общем, собирайся и немедленно лети в Таллинн (тогда еще, повторяю, с одной буквой «н») и делай оттуда полосу.

Я попытался сказать, что совершенно непонятно, почему надо лететь в Таллинн (даже с одним «н») — ведь мало ли где на трассе от Львова могла произойти сенсационная встреча, к тому же немедленно ничего тоже делать не стоит — ибо материал в «Труде» запросто мог пролежать и полгода с момента не только события, но и написания… Но мои доводы восприняты не были.

Одним словом, я решил пойти другим путем. Прежде всего позвонил знакомым в «Труд», чтобы узнать подробности. Те отвечали уклончиво и как — то кисловато.

Тогда позвонил в Горький — член — кору Троицкому, председателю академической комиссии по аномальным атмосферным явлениям. Попросился в гости для разговора об НЛО вообще. Член — кор от дома не отказал, но предупредил, что визу на интервью я буду добывать самостоятельно, он, Троицкий, помогать мне не будет, ибо прекрасно знает, что академик Прохоров, который единственный и имеет право визировать подобные материалы, даже рассматривать их категорически открывается, ибо ни в какие НЛО не верит. «А «Труд»?!» — вскричал я. «А как «Труд» — не знаю», — ответил Троицкий и добавил, что в этой публикации лично для него вообще много загадочного. И особенно загадочен комментарий Желтухина, ученого, занимающегося совсем другими вопросами: даже с учетом этого комментарий поразительно безграмотный. Вообще же, задумчиво закончил председатель комиссии, то, о чем написал «Труд», ему кое — что очень напоминает, но разговор это, конечно, не телефонный.

И тогда я совершил самый верный поступок за утро: пошел к уполномоченным Главлита. «Ребята, — сказал я им как если бы между прочим, — «Труд» сегодняшний читали? Во они там дают, да?»

Те будто этого и ждали. «Да мы только что с совещания. Да нам всем за них сейчас так врезали. Да парня нашего из «Труда» уже отстранили…» Скандал, одним словом.

А что же, собственно, произошло?

А произошло вот что.

Из номера в предпоследний момент сняли достаточно большую заметку — никто теперь и не вспомнит, по какой причине. Стали искать, чем ее заменить. И на столе заведующего отделом науки отыскали гранку про НЛО, причем на полях карандашная надпись: «Виза академика Прохорова» — и дата. Зав. отделом науки уже ушел домой, так что дежурный редактор лично пошел в цензуру, и под честное слово («да есть, есть виза Прохорова, только где, найти сейчас не можем») цензор полосу подписал, с тем чтобы утром…

Короче говоря, мы, кажется, что — то там испытывали, а «Труд» к месту испытаний привлек внимание. Военные в бешенстве. На переговорах в Женеве американцы запросы делают. Спутник, говорят, подвесили…

Но виза — то Прохорова была или нет?

Да не было, конечно. Карандашная пометка означала лишь, что надо не забыть заметку Прохорову показать.

А Желтухин, член — кор. из Новосибирска, что же?

А ничего Желтухин. Своего текста он до публикации даже не видел. Журналисты его написали, а показать автору не успели. Так и напечатали…

А цензоры мне сказали: вот и доверяй вам после этого. И пригрозили: ну, теперь держитесь!..

Вообще же одной из главных загадок человеческого разума для меня как был, так до сих пор и остался феномен человека, отвечающего за то, что думает и пишет другой человек. Так, в 1972 году цензор вычеркивал в моей заметке упоминание о борьбе самбо («оборонный вид спорта») и адрес Московского городского радиоклуба. И, конечно же, глубоко потрясла мою тогда еще вполне юную душу редакторша издательства «Московский рабочий», где выходила книжка «Воскресные встречи «Московского комсомольца». Печаталась там среди прочего и моя беседа с профессором — хирургом Кириллом Симоняном, человеком ярким и своеобычным. Так вот, взявшись причесать уже опубликованную в газете беседу, редакторша внесла в числе других две такие поправки.

Во — первых, такую. «Потому что все оттенки смысла умное число передает, — как писал Гумилев», — повторил я в тексте вслед за Симоняном и очень боялся, что (по тем — то временам) Гумилева обязательно выкинут. Не того боялся! Редакторша фразу переписала так: «Потому что, — как писал («обязательно — пометила карандашом — указать профессию и инициалы») Гумилев, — все оттенки смысла…» — и так далее.

И второе. Фразу «Короткий флирт медицины с электроникой дал первой намного больше, чем ее многовековой брак с физиологией», — редакторша перевела на русский язык как «Симбиоз электроники с медициной дал последней больше, чем многовековое ее содружество с такой наукой, как физиология…»

Я, конечно, взвыл. Но Женя Бебчук рассказал, что из его беседы с космонавтом Горбатко мудрая женщина вообще выкинула наблюдение о том, что «Собака слышит лучше человека, кошка — видит лучше него…» «Но почему?!» — орал Бебчук. «Неужели вы не понимаете? — совершенно спокойно, без тени раздражения отвечала та. — Мы же себя перед ними этим унижаем…» «Но ведь ОНИ этого никогда не прочитают'.» — кричал Бебчук, но тоже добиться ничего так и не смог.

И в те же годы Главлит потребовал визу космической цензуры на снимок ракеты, установленной на ВДНХ СССР, а подумав — снял (причем с немалым скандалом) фотомонтаж, в котором фигурировала ракета — игрушка, приобретенная в «Детском мире». Страшно даже представить себе, что бы было, увидь ее агенты западных разведок!..

Правда, было и такое.

26 октября 1981 года из «Комсомолки» со страшным скандалом уволили Володю К., корреспондента отдела новостей. И вот за что.

Развлекаясь, он вписал в ненужное ТАССовское сообщение несколько слов, и получилось в результате: «На Бендерском фанеростроительном заводе из отходов производства освоен выпуск аэропланов, на которых каждый желающий может улететь непосредственно в Париж». Получившуюся заметку он, вволю над ней, немудрящей, насмеявшись, бросил на стол в кучу бумажонок, где та и зацепилась за какую — то другую, вместе с ней угодила в типографию, а там — и на полосу. Никто из дежурной бригады на ТАСС внимания не обращал — заметка и заметка, корректура тоже в смысл не вдумывалась, и вот в десять тридцать вечера, уже после подписания номера, звонит ведущему редактору уполномоченный Главлита. «Вы меня, конечно, извините, я понимаю, вы за ТАСС не отвечаете, но все — таки какая — то странная заметка… И по нашему списку в Бендерах фанеростроительного завода нет, а какой есть, он чуть по — другому называется… Может, все — таки поправим?..»

Взглянул ведущий, стало с ним на минуту плохо. Номер остановили. Заметку вышвырнули. Незаметного героя отыскали…