Хельга Графф - Мемуары Мойши

Ни свет ни заря меня разбудили крики муэдзинов на минаретах, которые вперемешку с громогласными молитвами Чико, заделавшегося истинным мусульманиным, так и не дали толком выспаться. Прямо с раннего утра пришлось снова ползти к колонке, но уже вдвоем, так как Курочкин объявил забастовку. Ходили шесть раз, за себя и за того парня! Наконец, хлопоты по обеспечению Чикиной хаты водой на время завершились. Надо сказать, сам балерун ни разу не спустился вместе с нами, мотивируя тем, что ему как отпрыску влиятельной фамилии несолидно таскаться с ведрами по колонкам! Молодец, что еще скажешь!

За скудным балетным завтраком решили разведать, есть ли у него наследство или он пригласил нас для пополнения своих водных ресурсов. С первой фразой стало понятно, что приехали мы зря.

– Дайте мне денег! – ничуть не смущаясь, попросил сын дипломата.

Признаваться в том, что денег у нас нет, а миллионер Курочкин не даст ни копейки, не стали.

– А в чем проблема, дорогой? – осторожно спросил Лев.

– Я тут год в дурдоме лежал, – начал свое повествование Чико, и я заметила, как испуганно отодвинулся от него Курочкин, – поэтому родные от меня почти отказались. Сунули, сволочи, копейки, всего-то восемьсот тысяч фунтов стерлингов (Василий Иванович подвинулся обратно) и думают, что этим отделались. Как бы не так! – мстительно произнес танцор-пенсионер.

В сердцах зажглась надежда: даже часть этой более чем приличной суммы могла оказать большую помощь нашим делам.

– Это солидное наследство, – протянул Лев, стараясь не показать свою радость, – поэтому нам совершенно непонятно, почему ты просишь деньги у нас?!

– Странный вопрос, – усмехнулся наследник махараджи, – если я прошу деньги, значит пустой!

– В смысле? – влез в разговор Василий Иванович.

Чико посмотрел на спонсора нашей поездки так, как будто тот провел с ним год на соседней койке в дурдоме.

– В прямом, – сухо отозвался бывший танцор.

– Подожди-ка, – решил выяснить ситуацию Левка, – а где же восемьсот тысяч фунтов стерлингов, на которые можно жить не один год и особенно в Турции?!

– Раздал! – сообщил расстроенный хозяин. – Двести тысяч дал в долг Зулейхе, она портниха, шьет наволочки; сто тысяч Абдурахману, он внизу кебабы готовит, никак раскрутиться не может; пятьдесят тысяч Мансуру, таксисту, на новую машину; десять тысяч Дурдане на свадьбу, она еще в школе учится; двадцать тысяч Калкашу, он черешней на рынке торгует; пятьдесят тысяч Джа… Джах… Джаханпахлавану, на закупку мочалок для бани, он банщик; сорок Маусуке, она мне нравится; десять Фирузе, это ее дочь; пятьдесят Насри, у него пятнадцать детей, он сапожник; двадцать тысяч Насрулле, он пока безработный; двести тысяч Джабраилу, он насовсем уехал жить в Индию, хочет там бизнес делать, и на пятьдесят тысяч купил эту мебель, – он обвел комнату рукой.

Пауза затянулась, потому что мы так и остались сидеть за столом с разинутыми от такой ошеломляющей новости ртами. В общем, к щедрому распределению тугриков не поспели, успели только к раздаче воды на колонке. Василий Иванович злобно и осуждающе взглянул на нас. Левка в ответ на его мечущие молнии взгляды только пожал плечами. Нет слов!

– Так вы дадите мне деньги или нет? – с интонациями Кондрашова настойчиво попросил Чико.

Первым дар речи обрел самый хладнокровный из нас Лев Рафаилович.

– А… а… когда они обещали вернуть тебе деньги?!

– Через месяц, – сказал Чико, – правда, прошло уже три года!

Ну не знаю, может, он не зря лежал в дурдоме? Понятно же, что сапожник с пятнадцатью детьми, зарабатывающий крошечные деньги, вряд ли когда-нибудь отдаст свой пятидесятитысячный долг в фунтах стерлингов, хотя… он уже вряд ли сапожник. Или хитрый Джабраил, который с двумястами тысячами фунтов навсегда уехал в Индию, на другой континент! Видимо, поэтому танцор и получил в наследство лишь часть средств, а то осчастливил бы, наверное, весь Стамбул и окрестности! Мне импонировала щедрость Чико, но такая доброта намного хуже даже воровства! Ловить нам здесь было уже нечего!

– Давайте где-нибудь пообедаем, – с трудом высказал дельную мысль Лев.

Да уж, после такого потрясения нам просто необходимо подкрепиться!

– Что же касается денег, дорогой, – продолжил муж, – в данный момент все они вложены в дело, поэтому сейчас вряд ли получится, может, через… через… год или два…

– …или сто лет! – зло прорычал Курочкин.

– Аллах вас не простит, если оставите меня в беде, – пригрозил нам приверженец ислама.

И мы поехали в турецкое кафе.

Обожаю турецкую кухню! Едва мы появились на пороге заведения, как в буквальном смысле слова от накрывшего нас необыкновенного аромата и созерцания ярких лакомых национальных блюд началось активное слюноотделение! Кто может остаться равнодушным к аппетитным «кёфте из баранины», усыпанным семенами кунжута и «зейтиньяла» фасоли, тушеной с овощами, или оторвать глаз от красочных «баялды»-баклажанов, фаршированных сладким перцем, помидором и грецким орехом?! Захотелось купить всё сразу и наесться до отвала, но это обманчивое впечатление обжорства и недостаточное количество финансовых средств лишило нас возможности развернуться на всю мощь наших голодных желудков. Чтобы как-то поднять настроение озверевшему Курочкину, решили за него заплатить. Ощутив на себе наше великодушие, Василий Иванович повеселел и назло заказал не одно и не два блюда, а целых пять, да еще два десерта, и очень довольный пошел занимать на всех столик. Платить нам пришлось и за Чико, так как тот был на мели.

Артист балета решил поддержать «скромные» начинания Курочкина, заказав шесть блюд и три десерта! Нам же с Левкой осталось довольствоваться самыми дешевыми турецкими пельменями. И надо было приезжать из Германии в Турцию, чтобы и тут жрать пельмени, которые уже и так в печенках сидят! Находиться за одним столом с друзьями, с аппетитом поглощающими вкуснейшие блюда, было невыносимо! Изящные руки Чико, украшенные перстнями со здоровенными стекляшками, то и дело мелькали в воздухе, отправляя в рот одно кушанье за другим. Перехватив мой взгляд, танцор на мгновение остановился, снял с руки украшение и со словами: «Это тебе, дорогая, надень» передал мне.

– Мне? Подарок? – радостно спросила я, млея от восторга, даже позабыв о том, что мне не удалось попробовать блюда турецкой кухни.

А что нам, женщинам, еще нужно? Немного внимания и, конечно же, презенты! Но тут Чико опустил меня на землю.

– Кто же бабам такие подарки делает? Конечно, нет! Это же бриллианты, между прочим, чистой воды!

Ну ничего себе! Наяву я бриллианты не только в руках не держала, но и в глаза не видела, как та кассирша в немецком магазине, которая приняла плод дыни за манго! Если честно, то никакого впечатления в лучах дневного света эти загадочные и коварные камни не производили. Я и вовсе была уверена, что это хорошо ограненное стекло. Левка говорил, что бриллианты играют лишь при искусственном освещении. Но позвольте, таская на руках целое состояние, просить деньги у нас? Это же просто наглость! Мог бы продать или заложить ценности и тогда имел бы средства к существованию. Однако расставаться со своими перстнями Чико и не думал, предпочитая жить без воды и еды, выпрашивая деньги у других. Ненаевшийся пельменями Левка сначала терпел, потом, как бы между прочим, попросил у Курочкина: