Евгений Венский - Рассказы

Пускай в Антанте свои бефы ест вместе с кардиналами папы римского, а мы и со штей не помрем.

Насчет тараканов надо тоже пункт.

Им ровно нечего делать в штях, пускай живут в своей федерации за печкой, а в чужие дела не вмешиваются.

В рассуждении кошек я тоже протестую.

Кошки созданы для ловли насекомых: мышей и мышат, а из нее делают антрекот.

Нельзя залезать в чужой профсоюз…

Трофим Ликмахеров.

Сидели в Моссельпроме густой компанией.

Примадонна Заливай-Римская вспоминала.

— Меня однажды вызывали в Милане. Ужас! Феерия! Правда, я была в ударе. Начали вызывать с первого. Кончилась опера, — уже час, а все вызывают… Два часа, три, четыре… Уже открыли магазины, зазвонили к обедням, «Самолет» уже отошел от пристани, а меня все вызывают. Я упала в обморок… Мне поднесли двадцать два миллиарда.

— В знаках 22 года? — спросил комик.

— Золотом! Это же было до войны…

— Меня однажды тоже… Вспомнить страшно, — вступил Гайда-Тройский. — Играл я «Гамлета» в Александринке. Со мной Костя Варламов, Володя Давыдов, Коля Ходотов, Юрьев Юрочка, Пров Садовский, Савина, Мария Гавриловна. Вот и начали меня вызывать. Шесть дней вызывали. Хлопают, хлопают, сходят домой, пообедают, снова в театр, — и опять хлопают… А я не етчи, не питчи, шесть дней у рампы стою и кланяюсь… Какой был энтузиазм молодежи. Половину университета замертво отвезли в Обуховскую: вместо ладоней у них были куски окровавленного мяса.

— На манер отбивных котлет? — задумался комик.

— Именно! 4 бестужевки от голода чуть не умерли: далеко было домой идти. Уж потом градоначальник Драчевский догадался пожарную команду вызвать. Разогнали публику и меня домой на автомобиле отвезли.

— Меня тоже неоднократно вызывали! — сладко прищурился, комик.

— Публика? — недоверчиво спросили с трех сторон.

— Да, и публике приходилось. Раз в Симбирске гимназистка на улицу вызывала и уксусной кислотой из бутылки… Катастрофа! Раз еще вызывал портной. На углу (в Симферополе было) Мсковской и Салгирной, и давай охаживать зонтиком. Много раз вызывали… Есть чем вспомнить. Раз даже на дуэль вызывали. Я согласился, но того… залил немного. Утром будят, — я не слышу. Вызывали, вызывали, а я нырк под кровать, так и не вышел. Всего было…

Трагик сердито выпил пива.

— И меня много раз вызывали. Помню, в Вологде вызывают: — «Три рубля штрафу по 38 статье!» — «За что?» — «Бесчинство в публичном скоплении публики». — «Извольте-с!»… В Темрюке тоже. Повесткой. Не являюсь. Бац! Околодочный! «Пять рублей по заочному решению»… — «За что-с?» — «Появление в нетрезвом состоянии по 41-й в публичном скоплении публики»… Извольте! В Семипалатинске по 39 вызывали. Три дня сидел в клоповнике. Уж не помню, за что: не то к Гламу-Далай-Ламского бил, не то он меня. Обоих вызывали.

— Меня вчера вызывали! — механически заявил антрепренер Укуси-Епишкин.

— Публика? — оживился весь столик.

— В «Рабис» вызывали. Нарушение кодекса труда. Поднесли…

— Подарок?

— Нет, подарка не подносили. Штраф в пользу безработных… Отдавать нужно…

Все замолчали, погруженные в воспоминания. В кафе влетел запыхавшийся режиссер и подпорхнул к столику.

— Друг! Вызволи! — заломил он руки перед антрепренером.

— Кто вызывал?.. За что?.. — снова оживились все.

— На беспризорных «вызвали», будь они сто раз прокляты… А у меня ни сантима, ни сантиметра… Вызволи, братцы!

— Да кто вызвал-то?..

— Никто не вызывал, — вы меня вызволите… К вашим чувствам взываю! Братцы, али я!.. Господи!..

Все замолчали. И молчали очень долго, до тех пор, пока антрепренера не вызвали дела, примадонну к телефону, а остальных — к другим столикам…

Режиссер сидел один и мрачно тянул пиво…

Несомненно, увлечение краткими, но строгими плакатами, в роде «без доклада не входить», «время деньги», «вытирайте ноги», и т. п., проходит.

Самоснабжение, хозрасчет, снижение цен, конкуренция и иные жупелы диктуют более нежное, деликатное обращение, галантерейность и другие фрикасе.

Предлагаем несколько готовых плакатов:

На двери директора:

— «И за делом и без дела шпарь, товарищ, обалдело!»

На двери помзава:

— «Тут сидят чины постарше: обратитесь к секретарше!»

На двери ответ, секретарши:

— «Петя, я ушла в киношку. Принимайте понемножку!»

Над входом к машинисткам:

— «В эту комнату не при, — мы вас очень же ву при!»

У кассы:

— «Не отсвечивай у кассы: ты. один, а прочих массы».

В справочном отделе:

— «Просим граждан с нежной лаской: справку взял, катись колбаской!»

В месткоме:

— «Задарма не проедайся, об’яснил, и убирайся!»

У швейцара:

— «Просят на пол не плевать и окурков не бросать!»

У уборщицы:

— «Посетителев хороших просим шлендать без калошев!»

У дворника:

— «Останавливацца строго воспрыщяецца, потому за ето полагаецца!»

— Теперь лафа на чугунках ездить: ляжешь внизу, аль наверху, чисто американский граф, — и едешь. Хочешь туда, хочешь сюда. Тепло, просторно и мух нет. Хочешь поешь, хочешь чаю попей, — никакого запрету. И ежели физилогическая потребность — то пожалуйте: сколько вам угодно. А не через людей, как в 18 году. Помню раз насчет этого со мной было… С’ел это я…

— Ишь… Не нравится мой разговор эфтоей барышне: —пила… А что я сказал? Ни чего! Физилогическая потребность — она, я вам скажу, такое дело, что будь ты сама индейская царица Клиопатра, — и то…

— Вот. Покурил, чайку попил, бутерброд с’ел, — физилогическая потребность в полной мере, как дома. Человек я, допустим, не высшего образования и педагогической анатомии не проходил, но физилогическую функцию могу насквозь, и даже вам расскажу из своей практики.

— Вот… Станцию «Сквернавку» знаете? Сейчас мы ее проехали. Вот, у нас в «Сквернавке» завсегда Тепео есть. Как и у прочих народов.

— Покупателей в ней не так, чтобы много, но не без того. Есть. А потому и штат, можно сказать, без ваканций. И у каждой видимой служебной личности физилогическая потребность, будь ты американская императрица Клиопатра, аль бо рассыльный из казармы имени товарища Дзержинского. Но, тем не менее, для физиологической потребности помещения в этой Тепее не имеется: где хочешь.