Виктор Рябинин - Леди в бане

Одевался я на лестнице, а, взяв себя кое-как и чем попало в руки, побрёл в летний мрак с отравленной иноверцем душой в своём пораненном теле.

Забегаловка ещё работала, поэтому, уже с твёрдостью во взгляде и походке, я попёр к ней, где в знакомой обстановке залил душу, а потом выплеснул её недавние обиды на незнакомую девушку Галю, которая кстати подвернулась под руку и не брезговала моим угощением. А твёрдо установив, что она свободна от всяких мужей, как и я от супружеского ложа, мы решили совместно утешиться, не отходя далеко от места этой роковой встречи.

Близкие кусты заманили нас приветливым затишьем без постороннего вмешательства. Разлёживаться и распутствовать было не с руки, поэтому оголив, что требовалось, мы прилегли на травку. А нащупав у девушки Гали её уже раскапустившийся отстойник, я сразу пустился своим исстрадавшимся болтом исследовать давно сорванную бесплановой жизнью резьбу гнездовья этой приблудной залётки. И вот, когда я стал забывать свои страдания под воздействием блуда, какая-то скотская свинья, будто ей другого дела нет, начала громко справлять свою малую потребность из всех своих больших нужд с другой стороны куста, не задерживающего мелкие брызги и звук. Как раз этого мне и не хватало для полного краснорожего счастья в бледноликую лунную ночь. Я увял всем своим молодым телом и, плюнув на все мирские утехи внутренним плевком, покинул девушку Галю, уже спавшую и, видать, без меня давно придавленную жизненным гнётом.

Дня полтора я трудился над производством спокойным образом и более не испытывал судьбу любовным фронтом, решив дождаться надёжной любезности от законной жены. Но на третий день я стал вдруг знойно чесаться в промежности собственных ног.

Обследовав на досуге свои животные волосы, я нашёл причину неисправности организма в виде мелкой вшивости по всему подбрюшью. Эта паразитная живность ела меня заживо без перерыва и отдыха и вызывала ярую почесуху, так что я почти не вынимал рук из карманов и не мог плодотворно трудиться на вверенном участке.

Про такие природные издевательства над человеком со стороны насекомого животного я слыхивал, но удовольствовался этим в первый раз, а потому готовым к сражению с паразитом не был. Ясное дело, не в очереди стоял за этой пакостью, чтобы ещё до прилавка привыкнуть к гостинцу.

Я ушёл в отгулы и попробовал бить эту нечисть ручным способом, но из-за её мелкого вида и бесперебойной плодовитости с задачей не справился, а потому скоблиться стал уже в полную силу своего усердия, не отнимая рук от места гнездования неуёмного гада. Даже работал по дому своими конечностями в очередь.

Городок наш небольшой, если не сказать маленький, и потому ходу мне в аптеку за советом не было. Я страдал в одиночку, как смертник в камере, а время подпирало со всех сторон и уже готовило ценный подарок моей супружеской половине.

Ту приветливую Галину я пару раз хотел встретить на месте нашей ночной свиданки, чтобы малость освежить её личность воспоминаниями с безопасного расстояния, но не нашёл и следа. Видать, не первый я обозлился благодарностью за дармовую награду с долгой памятью.

Отравы дома, кроме водки, никакой не водилось, а эта прожорливая живность, опьянев от примочек, духарилась ещё круче, закусывая моим свежим мясом безо всякого природного страха перед венцом творения. Правда, после бутылки я спал спокойно в полном забвении от горя, зато утром чесаться во всё удовольствие не мог по причине нарушения нежности кожи, поэтому с полной ответственностью подготовился впасть в последний одинокий загул конца жизненного пути, но до предела не успел.

К обеду, отпросившись с работы, навестил меня, как не вышедшего на трудовую вахту больного страдальца, мой давний друг Петька. В присутствии жены наша дружба, обыкновенно, даёт трещину, но уж когда супружницы на дух не сыскать, мы с ним сразу отношения налаживаем, бывает, и на полные сутки. Тем более, нам всегда есть, что вспомнить, хоть и не ветераны.

И вот, когда мы добрались уже до второй Петькиной, я и открылся другу в своей неизлечимой в нашем городишке болезни. Товарищ сразу впал в сочувствие стал приводить знакомые примеры по распаду семьи из-за этой неприметной гниды, которую не то что рукой прихватишь, а даже и при самолётном зрении не всегда разглядишь.

Конечно, будь у нас неделька-другая в запасе, можно было бы в райцентр смотаться, какой гадости приобрести, да и поправлять здоровье потихоньку, без огласки по всем углам. А тут я непростительно свою хворь довёл до хронической стадии, когда моя уже через сутки должна нагрянуть с ревизией. Какое уж теперь единоличное лечение при совместном ведении хозяйства и нажитом общем имуществе в виде одной кровати на двоих? В первый же вечер всё неприглядно откроется, если брать по-справедливости всю вину на себя. И тогда уже вся слава до конца дней достанется мне одному. И если даже не скандальный развод по своим углам, то и в третьем колене мужским наследникам спуску не будет. Моя же не юристка и интеллигентным молчанием себя мучить не будет. Ей бы только волю дать словам, а там хоть трава не расти и воробей не летай! Вот ведь как закапканился, голубок.

Так мы судили-рядили до первых петухов, но выход всё-таки нашли.

Уезжаю, мол, я, вроде по какому-то спешному известию, к брату за Урал. И пока тут на месте Петька эту видимость создаёт, я в райцентре высаживаюсь, отовариваюсь лекарством и где-нибудь в стороне от проезжих трактов раскидываю себе небольшой шалашик. И в этом полевом лазарете провожу самостоятельный курс лечения до полной победы. А потом, здоровый-то, я как-нибудь выскользну с объяснительным материалом. Время придумать правду будет.

Как мы порешили, так и собрали чемодан и кой-какие пожитки, налаживаясь на первый автобус. Я даже побрился перед дорогой, чтоб в глаза не сильно бросаться и не пугать народ своей чугунной от горя мордой.

Тут-то Петя и сказал, как сплясал на могильнике:

– Сашка, а давай-ка всю твою заразу изведём под корень бритьём, чтоб ей жить негде было. Тогда и отлучаться никуда из дому не надо, и всю чесотку как рукой снимет.

Я поначалу даже и сомневаться не стал:

– А что же, – говорю, – я на эту лысину моей-то скажу? Мол, волосы лезть стали от тоски по супруге, вот и сбрил для укрепления корней, так что ли?

– А то и скажешь, – стал растолковывать Пётр, – что, мол, поспорили мы с тобой по пьяной лавочке по какому-нибудь теперь уже прошедшему по телевизору факту либо на ящик водки, либо на бритьё. Ты и проиграл. А где тебе силы взять, чтобы целый ящик приобрести? Вот и пришлось порешить всю растительность. Твоя посовестится про такую беспросветную дурь язык по округе распускать, хоть на тебе вволю отыграется. Правда, наша дружба после этого манёвра совсем в подполье уйдёт, да что уж тут, и на нейтральной территории перебьёмся.