Антонина Глушко - Как я как бы забеременела (сборник)

Помощники затосковали от невесёлых предчувствий, сидели съёжившись, подперев спинами замызганную, в ободранных обоях стену каптёрки, и преданно поедали бугра «честными» глазами.

– Значит, так… – начал Харитон серьёзным тоном.

«Всё, сейчас спросит, кто из вас спрятал пять килограммов икры в мусорной куче за воротами территории», – застрадал один из «генералов», щуплой наружности, с необычным для этих мест именем Эраст. Кто так назвал мужика, не знает никто, а родители его давно вымерли от государственной «продовольственной корзины».

Несмотря на щуплость, Эраст воровал артельную продукцию в несравнимо больших объёмах против своих «коллег» по цеху. Ожидая оплеухи, на всякий случай «грешник» втянул голову в плечи. Знал, что сегодня только его банка с икрой спрятана в мусорке. Он обшарил завалы, но других схронов не обнаружил. Отчего и страдал виноватостью. Однако начальник вдруг выдал совсем неожиданное:

– Из края пришла бумага – наша артель вышла в передовики.

При этих словах Эраст высвободил голову из плеч, словно черепаха из панциря, и уставился на «бугра»: уж не шутит ли тот. Но нет, тот вроде бы говорил нормальным голосом, не матерно.

– По этой причине, – продолжил Председатель, – к нам направляется японская делегация по обмену опытом работы в рыбопромысловых артелях.

«Уж не по укрытию ли украденной продукции в мусорной куче?» – озаботился Эраст. Сегодня он словно на иголках. У него не выходила из головы припрятанная банка с икрой, он обязательно должен унести её домой. Ещё вчера к ночи из Находки приехал двоюродный брат, Эраст обещал тому эту проклятую икру. Почему проклятую? Да потому, что мужик был застенчив и «честен» по внутреннему самоопределению.

Артельный «генерал» честно сравнивал себя с крокодилом. Удивительный случай, но деревенскому мужику с мудрёным именем откуда-то стало известно о свойстве зубастой твари. Тот, схавав мимо пробегавший обед, потом, полёживая на бережке, горько оплакивает проглоченную жертву.

Эраст испытывал состояние собственной души подобно крокодиловым переживаниям: тот сжевал и плачет, Эраст – украл и кается, матерно осуждая себя за нечестность, выпрашивая у Заступника прощения.

Ну, да ладно, ничего уже не вернуть. Банка с икрой спрятана в мусорной куче, не возвращать же её обратно в цех, да и брат заждался, чтобы увезти «продукцию» в Находку, а там «толкнуть» её барыге за приличные бабки.

– Приказано нашей артели не ударить лицом в рыбные отходы, а достойно встретить япошек, связно и понятно доложить о технологии промысла. Всё обстоятельно им показать, культурно рассказать о переработке сырья и организации труда. В связи с тем, что среди нас нет людей, обладающих культурными словами кроме «майна» и «вира», пересыпанных непотребностью… – продолжал вести «бугор» непонятную речь.

Никто из присутствующих не понимал, к чему тот клонит, поэтому все сидели в особом напряжении, не курили, не матерились, и Харитона не перебивали.

– Значит, нам следует назначить такого человека, который сможет внятно и доступным, без матерных выражений, нормальным человеческим языком рассказать делегатам о наших достижениях, – выпалил Кузьмич, и все с облегчением вздохнули. Слава Богу, чаша разоблачения грехов в хищении морской продукции пролилась мимо.

Однако «генералы» не подозревали, какую подлянку для них приготовил их заумный бугор.

– Кому-то из вас следует смотаться в Находку, найти там моего кума, он работает сторожем в Доме офицеров флота. Там имеется массовик-затейник. Малый шустрый и чешет языком без остановки, словно помелом. Я сам слышал, когда ездил к куму в гости. Он провёл меня через служебную дверь, и я слышал трепотню того затейника. Не успеешь сообразить, о чём он только что брехал, как у него уже готова новая глупость. В общем, малый языкастый.

Вот его-то и надо заполучить к нам для беседы с японцами. Конечно, мы не поскупимся. Заплатим. Либо деньгами, либо продукцией. Действовать по вербовке болтуна следует через кума. Я думаю, что, Петька, ты у нас самый молодой, сумеешь справиться с заданием.

– Да ты что, Кузьмич! У меня же геморрой! Как я поеду с ним в Находку? Он ведь меня постоянно мучает, как нудная баба, – запротестовал рослый широкоплечий малый.

– Когда это у тебя объявился геморрой? Я что-то раньше об этом не слышал? Что ты городишь, Степанов!

– Я однажды намекал о своём увечье, а ты сказал, что очень хорошо, и не обратил внимание. Я лечусь дома травами. Мне мамка специально настаивает ведро с травою, я сажусь в ведро и лечусь, – выдумывал хитрец доверчивому начальнику свою инвалидность, о которой малый не имел ни малейшего представления. А про ведро с травой сказал для солидности. Знал, Харитон всё равно не допетрит методику лечения. – Приезжаю я обычно в конце работы, а у мамки уже готовое ведро стоит, – добил он начальника доказательством своей убогости.

– Ладно, геморройный больной, с тобой всё ясно, – сердито поведя нахмуренными бровями, недовольно проворчал Харитон. – Давай ты, Мирон Прокопьевич, собирайся в путь. Ты у нас человек серьёзный и ответственный. Тебе и карты в руки.

– Кузьмич, да я бы с удовольствием, но с недавних пор страдаю потерей памяти. У меня этот, как его… вот видите, забыл. Ну…

– Геморрой, что ли? – в сердцах сказал Харитон.

– Не, не геморрой, геморрой у Петьки, а у меня, это, когда ничего не помнишь. Во! Вспомнил! Маразм.

Что такое маразм, Мирон не знал, и не имел о нём представления. Но он одним ухом слышал, когда вызванная медичка к его девяностолетней бабке сказала, что из дому старуху не выпускать, у той предположительно маразм, а может и склероз, добавила фельдшерица. Вернее всего, склероз, повторила та. Мирон этими данными и воспользовался. Чтобы откосить от «посольства».

– Что это такое! – возмутился бугор. – Что за маразм! – он туманно разбирался в медицинской терминологии.

– Маразм – это когда понос, – подсказал кто-то из «генералов».

– Не, не понос… – начал Мирон. С таким позорным диагнозом он не согласился.

– А золотуха! – в сердцах сказал Харитон. – Вот Господь наградил работничками! Послушать вас, так всем вам пора на инвалидность. – При этих бичующих словах «генералы» виновато потупились в замызганную крышку стола.

Мирон, мучаясь виноватостью, никак не мог вспомнить название болезни, которой истинно страдает его бабка. И о которой говорила фельдшерица, явившись к ним на дом по вызову.

– Во! Вспомнил! Ну, этот «клирОс»!!! – словно проснувшись, вдруг выкрикнул Мирон, чем немало перепугал присутствующих. – Всё забываю, начисто. Приеду в Находку, а зачем – тут же забуду. Толку от меня никакого, – подвёл мужик черту своей негодности в качестве парламентёра по вербовке Находкинского массовика-затейника.