Антонина Глушко - Черная вдова

Шурка наконец-то сможет серьезно поговорить с мужем. Сегодня воскресенье, выходной, оба они дома, по комсомольской линии никаких мероприятий на нынешний день не запланировано.

– Валь, а Валь! – тормошила она мужа, храпевшего без задних ног на железной кровати, с продавленной панцирной сеткой. – Вставай, мне надо что-то тебе сказать.

Молодые супруги Погодины комсомольцы, самоотверженные патриоты Родины и неуемные романтики – строители Московского метрополитена, занимают семейную комнату в бараке, специально сооруженном для метростроевцев. Начальство обещает после завершения проходки, всем строителям выдать ордера на московские квартиры.

Молодежь старается, опережая графики прокладки туннеля, вкладывая в работу свои пламенные комсомольские сердца, и вовсе не ради обещанного жилья, а во имя родной Коммунистической партии и советского народа.

Шурка, по окончанию Московского строительного техникума по специальности «сооружение подземных коммуникаций, метро и тоннелей», тогда еще не Погодина, а Захарова сразу получила распределение на строительство родного метрополитена.

Почти весь их курс был «брошен» на государственную, ударную стройку. Вначале она работала нормировщицей, однако, спустя полгода начальник стройки перевел смекалистую девушку мастером на один из ответственнейших участков руководить бригадой подземных бурильщиков. На одном из комсомольских собраний, проходившим непосредственно на рабочем месте, в туннеле, впервые увидела Вальку Погодина, своего ровесника, машиниста бурильной установки. Малый сразу приглянулся ей: красивый, задористый, шутник и балагур, патриотически-настроенный комсомолец, каковой была она сама.

С собрания возвращались вместе. Оказалось, Валька живет в одном с нею бараке. Молодежно-комсомольскую свадьбу сыграли полгода спустя после знакомства. Профком выделил молодоженам в этом же бараке семейную комнату, где на железной кровати сейчас так крепко спит муж Шурочки Захаровой, вернее, Погодиной, девушка взяла после замужества фамилию супруга.

– Валь, ну, Валек, вставай, мне надо тебе, что-то важное сказать, – она продолжала тормошить мужа.

– Шурик, ну дай поспать, сегодня, ведь выходной, – отмахивался комсомолец от своей боевой подруги.

Шурка была комсомольским заводилой. Запросто придумывала патриотические почины: в выходные дни поднимала метростроевцев барака на городские Ленинские субботники, на поход по сбору детских книжек для подшефного сиротского дома. Бывает комсомольцы, в дни своего отдыха выходили на рабочие места «вытягивать» отстающие участки. Мероприятия, затеваемые Шуркой, сопровождались задорными комсомольскими песнями, шутками и смехом.

В среде метростроевцев ее любили, а начальство уважало. При возникающих трудностях в процессе подземной работы, обращались к Шурке, и та поднимала молодежь на выручку.

Совсем не патриотические мысли протекали в сонном сознании ее молодого супруга, настроенного на сон, а не на сбор городского мусора, как подозревал он в «важности» сообщения неуемной активистки. На третьем «Ну, Валь», молодой человек повернулся к подруге, и не разлепляя глаз, сказал:

– Ну, говори свое «что-то важное».

– Ой, Валик, не знаю, как и сказать…

– Начинается, то скажу, то не знаешь, как сказать. Иди подготовься, а потом меня разбудишь, – при этих словах засоня резво повернулся к супруге спиной, и, нахлобучив на голову подушку, изобразил спящего.

– Валик, а я беременна, – едва слышно произнесла Шурочка, и, зажав рот обоими ладонями, стала ждать ответной реакции мужа.

Однако никакой реакции от супруга не последовало, хотя понимала – тот ее прекрасно услышал. Не дождавшись ответа, девушка рассердилась не на шутку.

Ей столько дней пришлось, зная точно о беременности, скрывать от мужа свое состояние. И вот, здравствуйте, я ваша тетя, такое равнодушие!

– Ты, что, оглох?! – уже в сердцах прошипела Шурочка. Громче нельзя – перегородки дощатые, соседи тут же узнают о ее состоянии. А это ей вовсе ни к чему.

Работы на объекте уйма. Заменить ее некем, и она решилась на аборт, вот об этом самом и хотела посоветоваться с Валентином.

Повернувшись к жене лицом, сидевшей у него в ногах, сонно, не открывая глаз равнодушно произнес:

– Беременна, так беременна. Будет у нас ребеночек.

– Нет! Никакого ребеночка не будет! – снова прошипела Шурочка, – Кто меня заменит на объекте? Ты подумал об этом?

– Да тебя всего два месяца не будет на работе. Бригадир найдет тебе временную замену.

– Как это замену?! Ты соображаешь, что говоришь! Да я там у себя на участке душу положила! А ты заявляешь мне сейчас, чтобы кто-то пришел и топтал ее.

– Кого топтал? – не понял Валентин.

– Душу! Мою душу! – почти прокричала Шурочка, не боясь подслушивания соседей. Те о душе никогда не слышали, значит – ничего и не поймут.

– Слушай, что ты хочешь от меня услышать, я никак не пойму?

– Я решила сделать аборт. Скажи, мне лучше сделать аборт или …

– Или, что? – перебил ее вопросом муж.

– Не знаю, – понурив голову, Саша сидела растерянная, жалкая и совсем не патриотичная, какой привык ее видеть Валентин.

– Ну что ты зажурилась? – он сел в кровати, от чего сетка страдальчески застонала и, прогнувшись мстительно откинула парня на подушки.

Сидя в неудобной позе с задранными коленями, Валек, старался дотянуться до жены, а когда ему этого не удалось подтянул колени, опасаясь задеть страдалицу, и опустив ноги на пол уселся рядом с Шурочкой.

– Ну что ты расстраиваешься? – притянув к себе, стал утешать совсем раскисшую подругу. – Хочешь – роди, я только буду рад, не хочешь – сделай аборт. Я тебе перечить не буду. Как хочешь, так и поступай.

– Ну да роди. А куда денем ребенка? Ты подумал? – всхлипывая, шепотом спрашивала она больше себя, нежели его.

– А куда девают все? Туда и мы, – утешил молодец, вовсе не готовый к появлению рядом с собой неизвестного существа.

Шурочке все же пришлось родить ребенка, не потому что так решили на семейном совете, а по очень даже банальной причине. В женской консультации ей отказали в аборте, ссылаясь на государственный Декрет о запрете прерывания беременности без уважительных причин, а на подпольный – она не решилась.

В положенный срок родилась девочка с нормальными физическими данными. Ребенка назвали Ириной Валентиновной Погодиной. Спустя месяц после родового декретного отпуска, Шурочка вышла на работу. Малышку определили в грудничковую группу ясельников, дошкольного учреждения, куда молодая мамаша через каждые три часа бегала кормить грудью месячную дочку, благо ясли находились буквально в нескольких метрах от спуска под землю ее рабочего объекта.