Юлий Крелин - Притча о пощечине

Мироныч:

— За десятку морду бить будешь?

Маркович:

— Не в деньгах дело. Что за оскорбительное ко мне отношение?! Он, как председатель месткома, официально меня попросил: сфотографируй всю экскурсию, мы оплатим. Я же не просил, не напрашивался. Эти его штучки унижают меня. Мне не надо оплачивать — гори он огнем. Но за бумаги и пленку — будь добр. Ладно пленку. А бумагу пусть оплатит. Да мне не надо, но раз ты, сволочь, сам просил, сам сказал от имени месткома — так плати! Он председатель профкома, а я ему не пыль на дороге. Подумаешь, заведующий приемным?.. В общественных организациях все равны. А если не равны…

Макарыч:

— Ладно тарахтеть. С тобой никто не спорит. Ты человек! Мы люди! Обманывать нельзя! Никто не спорит. Хочешь бить морду — бей. Никто не спорит.

Маркович:

— А вы, Иван Макарович, не относитесь так легкомысленно к деньгам наших общественных организаций. Это не смешно. Каждая копеечка общественных денег должна быть на учете, подотчетна. Это не личные деньги, а наши общие.

Макарыч:

— А я не смеюсь. Кончай, говорю, шуметь. Истории болезни надо писать. Унизили его — десятку обещали! Обидели! Копеечку отняли. Борис, зарежь его.

Маркович:

— Эрудит! Не смешно. Всякий обман унизителен и оскорбителен. Тем более обман общественными организациями.

Макарыч:

— Волга впадает в Каспийское море. Первый, что ли, раз наша общественная организация тебя…

Мироныч:

— Да он же тебе не сказал, что не заплатит.

Маркович:

— Зато сказал, что не просил меня. Сказал, что деньги я беру за собственное удовольствие. Пусть вспомнит, что просил. Свидетели были. Что ж он жлобом меня выставляет перед людьми?

Макарыч:

— Опять завелись.

Маркович:

— Для тебя это пустяки, а для меня достоинство мое человеческое запачкано.

Мироныч:

— Ох ты, боже мой! «Достоинство»! Вот так орать из-за достоинства? Достоинство — дело тихое.

Маркович:

— А я буду за него биться. Бить. Кулаками бить.

Мироныч:

— Ну еще одна драка. А ты давай в суд. А? Товарищеский…

Мироныч с Макарычем рассмеялись. Усмехнулся и Маркович. Вроде бы в ординаторской стало теплее.

Вошла Вика. Макарыч:

— Жена нашего начальника не может долго не видеть своего благоверного. Смех! На этот раз вам неудача. Так и не увидите.

Вика:

— А где ж он?

Мироныч:

— Куда-то вызвали по начальству. Здравствуйте, Виктория Михайловна.

Вика:

— Ох, извините. Здравствуйте. Торопилась. А уехал надолго?

Мироныч:

— Как получится. Кто знает? Сами видите, что у нас делается с ремонтом. Может, и надолго.

Макарыч:

— Вы нам в отделение подходите. Мироныч, Маркыч Максим, Макарыч и вы — Михална. А?

Трое мужчин дружно рассмеялись. Вика:

— Я от нас привезла мать вашего заведующего приемным отделением. (Мироныч и Макарыч засмеялись опять.) Что вы? А где он, не знаете? Не могли дозвониться.

Мироныч:

— Он тоже уехал. Может, и вместе. Не знаем.

Вика:

— А смеетесь чего?

Макарыч:

— К слову пришлось.

Вика:

— Что — к слову?

Мироныч:

— Неважно. Ерунда. Что случилось-то?

Вика:

— У нее, по-моему, холецистит. Но такой, что, как вы говорите, горит. По-моему, оперировать надо. И, по-моему, сейчас. Не тянуть.

Опять Мироныч с Макарычем дружно захохотали, a Маркович оглядел терапевта с сомнением и какой-то тайной неприязнью. Вика с недоумением посмотрела на хирургов, затем скосила глаза на себя, вопросительно перевела взор на каждого по очереди.

Мироныч:

— Вот и хорошо. Я ухожу в поликлинику на совместительство, на заработки, за длинным рублем. А Всеволод Маркович сегодня дежурит ответственным — ему и карты в руки.

Маркович:

— Разберемся. Придет шеф — пусть он и оперирует. Я с этим типом дело иметь не хочу. Пусть Максимыч работает. Оба заведующие — а мне негоже. Пусть приходит и оперирует. Придет — сделает.

Макарыч:

— Да ты посмотри сначала. А вдруг нельзя ждать?

Маркович:

— Вот и посмотри. А я не хочу.

Макарыч:

— Да ты ответственный дежурный сегодня. Ты сам всегда за ответственность. Тебе и решать. Иди смотри. Вдруг ждать нельзя? А у меня рабочее время давно кончилось. Да и после дежурства я. У тебя второй дежурный, интерны… Помогут.

Опять эти двое смеются. Вика:

— Да что все время смеетесь? Детский сад!

Мироныч:

— Он, Михална, в ссоре с заведующим приемного.

Вика:

— Тогда, может, действительно кто другой посмотрит? А то потом не оберетесь…

Макарыч:

— Ничего страшного. Помирятся. Никак с фотографиями не разберутся.

Вика:

— Ой! Всеволод Маркович! Совсем забыла. Большое спасибо за фотографии. Прекрасные! Витька там так хорошо получился!

Маркович:

— Хорошо сделал. Само не получается.

Вика:

— Ну разумеется. Это всего лишь форма. Большое вам спасибо.

Маркович:

— Пустое. Это я смеюсь. А те всё хихикают…

Вика:

— Да что с вами, ребята? Смех да смех. Может, палец показать? Силу лишнюю накопили? Так идите оперировать. — И тоже засмеялась. Маркович:

— Вот именно. «Гы-гы-гы» да «гы-гы-гы»! Работали бы лучше.

Отсмеявшись, Макарыч, не сходя с места, повернулся к Марковичу:

— Иди, иди смотри больную. Хватит выступать. Работа.

Маркович:

— Вы, Иван Макарович, меня не понукайте. Я знаю, что мне делать, и ты мне не подсказывай. Я сам отвечаю за свои действия. И сделаем все по закону и инструкциям. Да, да! Ничего смешного. Пойдемте, Виктория Михайловна, посмотрим больную.

Впереди стремительными шагами, словно в кадре плохого фильма о хирургах, с развевающимися на ходу полами халата шел по коридору Всеволод Маркович, не стараясь хотя бы из вежливости соразмерить свой бег с Викторией Михайловной, которая по-женски семенила тихой курицей следом за суперменом.

Мироныч смотрел им вслед и задумчиво, но без большого сочувствия неторопливо промолвил:

— Никуда ему не деться. Если Вика сама привезла оттуда, значит, и впрямь пожар. Наверное, надо делать сразу. Она с него не слезет, как бы он ни вертелся. Мы ее знаем.

Макарыч:

— Да и он не прост.

Мироныч:

— Пусть посмотрят. Решат.

Макарыч:

— Да, может, привезла сама потому, что мать заведующего. Заботу проявила. Да и лишний раз своего Женечку повидать. Опять же под глазом.

Мироныч:

— Дурак ты, парень. Все об одном. Ладно. Я пошел, пока не грянула очередная баталия. Лучше побреду на заработки, детишкам на молочишко, чем здесь в войнах участвовать.

Макарыч:

— А какой длины там рубль у тебя? За чем гонишься?

Мироныч:

— Полставки. На руки около шестидесяти. А то и больше.

Макарыч:

— Ну, давай обогащайся. И я пойду. А то еще придется ему ассистировать. Тут ребят достаточно. Кто сегодня вторым дежурит? Пришли?

Мироныч: