Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

– Я так и знал! – заорал учитель. – Ну-ка, дуралей, пиши: (a + b) 2= a 2+ 2ab + b 2. Вот и вся задача!

– Извините, господин учитель… Я… я совсем растерялся… Очень за отца волнуюсь, не могу ничего сообразить.

– Удивительное дело! Подойди сюда. Ближе, ближе! Я тебя выведу на чистую воду!

Дрожа от страха, я подошел к нему, и он влепил мне такую пощечину, что у меня в ушах зазвенело. Я прижал руку к лицу, опустил голову, но тут вдруг Маш-Касем выступил вперед и закричал:

– Вы почему чужих детей бьете? Видать, только про уроки свои помните, а про отца родного забыли?

– Не лезь не в свое дело, пошел отсюда!

– Как это не в свое? Я знать желаю, это что – школа или лавка мясника Ширали? Вы еще секач сюда принесите, вылитый Ширали будете…

Я хотел крикнуть, остановить Маш-Касема, но слова застряли у меня в горле. Учитель побледнел от злости, у него задрожал подбородок, когда он прорычал:

– Эй, кто-нибудь, сходите за Хадж-Исмаилом, чтобы он выкинул вон этого грубияна!

– Да я и сам уйду, – сердито сказал Маш-Касем, – будьте спокойны, здесь не останусь… Мы, слава богу, в школах не обучались, к таким делам не привыкли… У меня, господи прости, был один земляк в Гиясабаде…

– Вон!! – взревел учитель, так что стекла зазвенели.

Я схватил Маш-Касема за руку и изо всех сил потащил его из класса. Минуту спустя, усадив его на багажник моего велосипеда, я уже катил по направлению к дому.

– Ну, Маш-Касем, подвел ты меня… Теперь, этот учитель с меня три шкуры спустит! Давай говори, что случилось?

Маш-Касем, хорошенько ухватившись за велосипедное седло, изрек:

– От таких вот учителей и бегут ученики к сброду всякому, отребью безродному, слоняются с ними по улицам с утра до ночи.

– Да говори же, что случилось?

– Ей-богу, милок… После обеда, гляжу я, Полковник шушукается с этой Ахтар возле дома ихнего… Ну, а через час, как увидел я, что Полковник с женой ушли и людей всех отослали, сразу почуял, к чему дело идет… А полчаса назад, гляжу – идет эта бесстыжая, разнарядилась в пух и прах! Ну, думаю, сегодня что-то будет. Не стал канителиться, побежал за тобой. Обещал ведь тебе… Но уж смотри: ты жизнью отца клялся, жизнью Лейли-ханум, так что ежели кому проговоришься…

– Частное слово, Маш-Касем! Что бы ни случилось, я всегда могу сказать, что ничего от тебя не слышал…

– Только уж, голубчик, теперь ногами-то его не бей. Ведь они тебе в этот раз спуску не дадут.

– Не волнуйся. Слово даю, я вообще к Пури не притронусь. Маш-Касем, а почему они в такое время?…

– Потому что в это время дома никого нет. Дети в школе, кто служит – на службу ушли.

– Пури тоже служит.

– Ей-богу, не знаю, как это вышло, только сегодня господин Полковник велел ему в контору не ходить. Тут я и сообразил, чем дело пахнет.

К счастью, от школы до дома было близко, так что мы добрались очень быстро. Я так жал на педали велосипеда, что совсем запыхался. В начале нашего переулка я ссадил Маш-Касема:

– Маш-Касем, прежде всего надо проверить, пришла Ахтар в дом дяди Полковника или нет.

– Нет, милок, ты сперва скажи, что делать собрался. Беспокойно мне что-то.

– Слово даю, никакого вреда Пури не будет. Я только, как увижу, что до крайности доходит, подниму шум, чтобы он не мог совершить такого бесчестья.

– Ай, молодец! Сильно мне нравится, когда честью дорожат. Ничего-то важнее чести нет. Вот один мой земляк…

– Маш-Касем, после расскажешь… Ты сейчас пойди посмотри, как там? А я – полезу на крышу, оттуда загляну в дом дяди Полковника.

Когда я вбежал в дом, отец с матерью как раз собирались уходить.

– Что ты так рано вернулся?

– У нас сегодня учитель заболел, урока не было. А вы куда?

– Фаррохлега-ханум прихворнула, идем навестить ее, – ответила мать. – Хочешь, пошли с нами.

– Нет, у меня уроков много.

– Виноград я в холодном месте, около крана, оставила, захочешь – возьмешь.

С этими словами они ушли, что было весьма кстати. Дело в том, что из окна моей комнаты можно было вылезти на кровлю бани, пройти по узкому карнизу, добраться до уступа стены, а оттуда – заглянуть во внутренний двор дома дяди Полковника. Однако, проделав все это, я, вопреки ожиданиям, не обнаружил там Ахтар. Только Пури, обвязавшись лонгом, купался в бассейне. Я вернулся к себе.

За день до этого я взял у своего одноклассника четыре петарды. Каждая из них была с грецкий орех величиной. Не знаю, из чего они были сделаны, но, чтобы взорвать, их надо было бросить оземь. Рассчитывая произвести побольше шума, я завернул все четыре петарды в тряпку, обмотал ниткой, потом, покончив с заготовкой боеприпасов, вышел в сад. Из-за деревьев послышался голос Маш-Касема, он звал меня и, едва я приблизился, прошептал:

– Голубчик ты мой, бегу тебе сказать. Я сейчас стоял у ворот с чистильщиком, а сам все в ту сторону поглядывал. Гляжу, Ахтар в полном параде, в цветной чадре, через сад чешет. Проследил я за ней, вижу, в дом Полковника наладилась…

– Спасибо, Маш-Касем, спасибо тебе.

Я хотел бежать на свой пост, но Маш-Касем удержал меня:

– Будь осторожен, родимый, ежели Полковник узнает, прикончит он тебя!

– Я осторожно, Маш-Касем. А ты, пожалуйста, сходи к Асадолла-мирзе, как-нибудь сделай, чтобы он сюда пришел: если что – пусть меня вызволит.

– Он еще, наверно, со службы не вернулся.

– Ну, когда вернется.

С этими словами я поспешил в свою комнату, сунул в карман петарду и тем же путем пробрался на облюбованное место.

На Ахтар было зеленое платье с глубоким вырезом. Чадру с пестрым узором по белому полю она опустила на плечи и так восседала в плетеном кресле посреди цветника. Пури облачился в полосатую фланелевую пижаму, от чего его лошадиная физиономия и тощая фигура казались еще длиннее. Разговор пока шел вполне официальный:

– Я вам очень благодарна буду, господин Пури-хан, если вы мне с этим делом поможете.

– А как же в прошлом году? – пришепетывая, спрашивал Пури. – В прошлом году с него брали такой же налог?

– Нет, в прошлом году у него знакомый нашелся, все ему устроил. Он намного меньше уплатил.

– Так вы, пожалуйста, приходите завтра-послезавтра ко мне в управление, я посмотрю, что можно сделать. Надо взглянуть на его карточку.

Ахтар, обмахиваясь краем чадры, которую она совсем спустила, проговорила:

– Сил нет, до чего же жарко!

Ясное дело – она хотела привлечь внимание Пури к своим голым рукам и пышной груди. Но Пури, ничего не замечая, ответил:

– Хотите, я принесу вам стакан холодного вишневого шербета?

– Мне бы хотелось стаканчик пива или вина… Того вина, которым ваш отец в прошлый раз нас угощал.

– К сожалению, отец убирает вино в кладовую, а дверь запирает.

– Наверно, боится, как бы вы все не выпили!