Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

– Касем, чем ерунду пороть, пойди лучше к чайхане, позови молодого чистильщика – у меня к нему дело! – закричал дядюшка. – Может быть, он видел, кто водосток перекрыл.

– Ага, чистильщика нынче вечером у калитки не было…

– Хватит болтать! Делай, что тебе сказано.

Маш-Касем поспешно выбежал из сада. Наш слуга, слуга дяди Полковника и прочая прислуга ведрами вычерпывали из подвалов воду. В это время я услышал, как отец сказал дяде Полковнику:

– Ну как Пури? С божьей помощью, полегчало?

– Утром придется везти его в больницу, – холодно, отвечал дядя Полковник. – А пока доктор сделал ему укол морфия, чтобы снять боль.

– Я очень сожалею о происшедшем. Я этого мальчишку так накажу, что он до конца жизни помнить будет.

– Нет необходимости сурово наказывать его, – с неожиданной мягкостью вмешался дядюшка Наполеон. – Он еще ребенок, многого не смыслит.

Я понял, что сейчас для него не существует ничего, кроме нападения англичан. В это время в сад опрометью вбежал Маш-Касем и бросился к дядюшке:

– Ага, хозяин чайханы сказал, что чистильщик сегодня совсем не заходил к ним…

Дядюшка секунду смотрел на него, испуганно приоткрыв рот, потом прижал ко лбу руку и сквозь зубы процедил:

– Все предусмотрели! И парня этого с дороги убрали.

– Кого убрали? – спросил Асадолла-мирза.

– Никого, никого… В любом случае придется нам до утра не ложиться, надо быть начеку.

– Да, тут дело нечисто, – опять подтвердил отец.

– Еще как нечисто-то, – вмешался Маш-Касем. – Право слово, я сначала аге не верил, а потом понял – правда все, святая правда, ага человек мудрый. Уж он-то, англичанов знает – и все тут.

– Что это значит, Маш-Касем?

– Ей-богу, зачем врать? До могилы-то… Говорил ага, что это англичанов дело, а мне все не верилось. Ну, а теперь я мозгами-то пораскинул, вижу, что все это тот проходимец подстроил… Я чайханщика, значит, спрашивал, не видал ли он тут сегодня кого рыжего да косоглазого. Так он говорит, проходил вечером один торговец рыбой, вихры кучерявые, а буркала голубые. И глаза, значит, у него вроде бегают…

Асадолла-мирза, стараясь подавить смех, сказал:

– Да, по всем приметам это безусловно английский генерал Вихроу…

– Итак, спокойной ночи, до завтра, – отрубил дядюшка.

На следующее утро, то есть в пятницу, я не осмелился выйти из своей комнаты. Отец меня не спрашивал, но мать принесла мне в комнату завтрак. Она же рассказала, что все семейство отправилось в больницу вместе с Пури. Час спустя появился Асадолла-мирза. Всю ночь я провел в страхе и волнении и только теперь, услышав его голос, немного приободрился. Он вошел ко мне со словами:

– Ситуация неблагоприятная. Я говорил с твоим отцом, он решил отправить тебя на несколько дней в Дозашиб, погостить у Рахим-хана, пока тут все не уладится.

– А почему, дядя Асадолла? – с беспокойством спросил я.

– Полковник поклялся разрядить свою двустволку тебе в башку… Потому что Пури придется оперировать, удалить ему кое-что.

– Что удалить, дядя Асадолла?

– Ну до чего же ты тупой! Одну из двух опор башни Сан-Франциско… Или, выражаясь словами Маш-Касема, один из «залогов мужества».

– И вы говорите, что дядя Полковник хочет разрядить двустволку в мою голову?

– А ты как думал – в мою, что ли?

Испуганный и несчастный, я машинально повторил:

– Двустволку…

– Вот и меня это удивляет, – тут же перебил Асадолла-мирза, – ведь ему отхватят только одну опору башни, зачем же из обоих стволов.

Дальнейшая беседа была прервана появлением моего отца:

– Глупый мальчишка, телок!

– Что толку ругаться, – хладнокровно сказал Асадолла-мирза. – Вы тоже доставляли своему отцу хлопоты и заставляли глотать обиды. А теперь, как я вам уже говорил, лучше всего отправить его на несколько дней в дом Рахим-хана – пока не уляжется этот скандал.

– Я сейчас звонил, Рахим-хан говорит, что будет очень рад.

– Нет, разрешите мне остаться, – умоляющим тоном выговорил я. – Я хочу остаться рядом с Лейли.

Отец, подскочив ко мне, презрительно и зло крикнул:

– Замолчи! Чтоб ты сдох с твоими любовными забавами!

Я непременно получил бы затрещину или пинок, но, по счастью, между нами оказался Асадолла-мирза, который небрежно заметил:

– Я как раз приглашен к обеду в Шемиран [33] Шемиран – аристократический район Тегерана, где расположены богатые виллы, посольства. , схожу, переоденусь и приду за ним. – Тут он повернулся ко мне: – А ты, мальчик, слушай, что старшие говорят. Нам виднее, что для тебя лучше.

Эти безжалостные люди даже не дали мне дождаться возвращения Лейли из больницы. Через час мы с Асадолла-мирзой уже ехали на автобусе по направлению к Шемирану. Я долго молчал, потом спросил:

– Дядя Асадолла, а что теперь будет, как вы думаете?

– Ты про что?

– Про Пури.

– Нарушится равновесие организма.

– Почему?

– Как почему? Если одну опору из двух удалить, устойчивости не будет, одна половина тела ведь станет легче, другая – тяжелее, какой же может быть баланс?

– Пожалуйста, не шутите. Я очень тревожусь.

– Моменто, вот уж моменто! Тебе-то чего тревожиться – пусть этот длинномордый поганец переживает, что лишился поездок в Сан-Франциско.

– А он правда никогда больше не сможет…

– Чего не сможет?

– Ну… это… Сан-Франциско…

– Молодец, браво! Привыкай к этому слову. Высший балл по географии. Насчет того, сможет ли он ездить в Сан-Франциско или нет, мнения врачей-лекарей расходятся. Некоторые утверждают…

– Дядя Асадолла, прошу вас, оставьте шутки! Я всю ночь не спал от волнения.

– Тебя так взволновало, что Пури в Сан-Франциско не ездок?

– Нет, но ведь, если говорить по совести, за это несчастье с ним я несу ответственность.

– Если говорить по совести, то как раз не несешь, зато по закону – несешь. Но об этом не беспокойся, они не из тех, кто будет с жалобами по судам таскаться. Ни одно благородное семейство не позволит себе обращаться в судебные инстанции.

– А что станет с Лейли, дядя Асадолла?

– Лейли теперь на некоторое время в безопасности, но, когда губошлеп выйдет из больницы и минует еще три-четыре месяца, этот вопрос неизбежно возникнет вновь.

– Значит, несколько месяцев есть…

– Думаешь, несколько месяцев решат дело в твою пользу? Ну, если Пури только сейчас к Сан-Франциско способность потерял, то ты от рожденья урод!

– Я верю, что все образуется. Прошу вас, скажите Лейли, что я был вынужден оставить ее одну. Скажите, если она сможет, пусть позвонит мне в два часа, когда дядюшка ляжет отдыхать. И вы тоже, пожалуйста, держите меня в курсе событий, обещаете?

– Даю честное слово.

Асадолла-мирза оставил мне свой служебный телефон и предупредил: