Стивен Ликок - Моя викторианская юность

Потом возникли некоторые споры о моем приданом и вдовьей доле наследства. Вначале папа предложил пять тысяч фунтов приданого, но Альфред отказался наотрез. Он заявил, что не возьмет меньше десяти. Как это романтично, когда из-за тебя сражаются, словно на рыцарском турнире! Альфред был непреклонен и продолжал настаивать на своем даже тогда, когда папа поднял сумму до пяти тысяч гиней. Так что в конце концов папа был вынужден сдаться. Он не только принял все условия Альфреда, но больше того – проявил великодушие и дал ему даже двенадцать тысяч фунтов в виде акций золотых приисков мистера Дерингера. Папа объяснил, что эти акции называются «привилегированными» и что это делает их особенно ценными. Он сказал, что если мы с Альфредом продержим эти акции достаточно долго, то он затрудняется предсказать, сколько они потом будут стоить. Альфред был в восторге от победы над папой. Победа эта была тем более почетной, что сэр Джон всегда говорил, что в папе пропадает блестящий финансист, а мистер Дерингер утверждал, что папа вполне мог бы попасть в Синг-синг.

Помнится, папа в таком же порыве великодушия роздал множество этих золотых акций – фактически все, что у него было, – разным родственникам и знакомым: отцу Альфреда – лорду Слоповеру, старому лорду Туидлпипу – нашему соседу, и еще кому-то, причем отдал почти даром или, во всяком случае, по цене, совершенно не соответствовавшей их действительной стоимости.

И вот настал счастливый день, когда старый Глоуворм обвенчал нас с Альфредом в нашей маленькой церкви в Глупсе. На свадьбу пришли все наши соседи; а арендаторы и работники стояли длинной шеренгой на улице подле церкви, ожидая, когда мы с Альфредом пройдем мимо них. На лужайке перед домом папа устроил для арендаторов пышное празднество с пивом, чтобы они выпили за наше здоровье; дети получили по апельсину и сдобной булочке, девушки – рабочие шкатулки, пожилые женщины – большие корзинки для рукоделия, а каждый подросток – книгу под названием «Труд». По-моему, простой народ жил тогда гораздо счастливее, чем в наши дни. Теперь же эти люди стали какими-то беспокойными! Мне кажется, все дело в том, что они слишком мало работают.

После свадьбы мы поселились в Лондоне: премьер-министр хотел, чтобы Альфред баллотировался на выборах в палату общин. Англия, сказал он, нуждается в таких людях, как Альфред. Муж принял предложение на том условии, что он не будет выступать, работать или заседать в парламенте, а также не станет иметь никаких дел с избирателями. Премьер-министр сразу же согласился: он вовсе не желал, чтобы Альфред встречался с избирателями.

На первых порах нашей семейной жизни у нас, как и у всех молодоженов, естественно, были материальные затруднения. Вначале, когда мы поселились в Лондоне, мы во многом нуждались, то есть я хочу сказать, что у нас было слишком мало доходов, чтобы держать достаточно прислуги и жить на широкую ногу. С другой стороны, мы не могли не иметь такого большого дома, так как иначе нам трудно было бы использовать всех наших слуг. Доходило до того, что Альфред нередко сам приносил себе воду для бритья, а иногда собственноручно растоплял камин: учитывая положение, он предпочитал сам поднести спичку к дровам, чем позвонить слуге. Но мы оба считали, что все эти маленькие неудобства делают нашу жизнь только более достойной уважения.

Однако в скором времени благодаря связям моего папы Альфред получил назначение на должность главного шталмейстера на псарне ее величества, что значительно упрочило наше положение. Альфреду, конечно, не приходилось выводить собак на прогулку: для этого на псарне имелись младшие шталмейстеры, но ему приходилось подписывать всякие счета на корм для собак, и это нередко отнимало у него массу времени.

В довершение этих маленьких домашних неурядиц над нашей семьей разразилось страшное несчастье: моя сестра Люси неудачно вышла замуж. Насколько мне помнится, Люси никогда не придавала должного значения общественным различиям. Помню, еще девочкой она разговаривала с крестьянами так, словно они были ей ровней. Поэтому я нисколько не удивилась, когда она вышла замуж за человека значительно ниже ее по общественному положению. Папа и мама были страшно шокированы, и мама решилась на исключительно смелый шаг – она перестала разговаривать с Люси. Мало того, что у этого человека не было никакой родни – он к тому же еще работал в какой-то газете. Конечно, теперь на такие вещи смотрят иначе, и журналистов – разумеется, кроме незаконнорожденных – принимают всюду. Но тогда приличия соблюдались строже, а с мужем Люси, мистером Смитом, дело обстояло совсем плохо: он пытался писать книги и даже напечатал что-то о цветах и ботанике. Нас всех очень огорчало, что судьба Люси сложилась столь печальным образом, но потом папа, который, безусловно, пользовался большим влиянием, добился в министерстве колоний, чтобы мистера Смита вместе с Люси и детьми, которых к тому времени было уже трое, отправили на казенный счет в Британское Борнео изучать цветы. У них не было денег на обратную дорогу, а потому все они остались там и впоследствии чудесно устроились. Несколько лет спустя папа получил письмо из Саравака от одного из мальчиков; папа сказал, что тот как будто подает большие надежды и, вполне возможно, станет настоящим дакойтом [6].

Но значительно больше хлопот доставляли нам финансовые затруднения, которые чуть было не привели нас к полному разорению. Началось с того, что лопнул папин банк и сэр Джон вместе с другими директорами попал в тюрьму. В то время законы были очень строгими и справедливыми и даже директора банка могли посадить в тюрьму наравне со всеми прочими. Разумеется, папы это не коснулось. Папа, как объяснил верховный судья, действовал в полнейшем неведении, то есть не разбирался в банковских делах, поскольку был аристократом. И действительно, после того как лорд Аргыо вынес приговор директорам, он сказал много теплых слов о папе. Он сказал, что именно благодаря людям, подобным моему папе, и возможны хищения. Нам все это показалось очень благородным. Но все же мы испытали огромное облегчение, когда все кончилось, особенно когда узнали, что по счастливой случайности как раз накануне краха папа продал все принадлежащие ему акции этого злосчастного банка.

Однако нам с Альфредом пришлось вынести куда более сильный удар – крах золотых приисков мистера Дерингера. Мы так и не поняли, что там произошло. Кажется, дело было не в том, что прииски не давали ожидаемого дохода, а в том, что просто их никогда не существовало. Альфред слышал в Сити, что мистер Дерингер «посолил» участок [7], но мы никак не могли понять, где он раздобыл столько соли. Так или иначе, но все американские газеты писали об этом деле. Мистера Дерингера судили и приговорили к тюремному заключению на десять лет, и прошло много-много недель, прежде чем он смог выйти на свободу. В связи со всей этой историей папино имя, конечно, опять попало в газеты! Ведь он был первым директором приисков. Правда, папа давно уже вышел из этого дела, но все же мог разразиться скандал. К счастью, американский судья опять сказал несколько красноречивых слов о папином неведении. Чтобы перечислить все, чего не знает папа, – сказал судья, – не хватит самой большой книги, и добавил, что именно люди, подобные папе, снискали Англии ее репутацию.