Сергей Михалков - БАСНИ

Готовится банкет. Концерт на два часа.

И от Орла приходит поздравленье.

Счастливый юбиляр растроган и польщен -

Не зря в своих кустах свистал и щелкал он…

За праздничным столом в тот вечер шумно было.

На все лады звенели голоса,

И лишь Ворона каркала уныло:

"Подумать только, чудеса!

Уж мне за пятьдесят давно перевалило,

И голосом сильней, и всем понятней я,

И столько раз Сова меня хвалила…

А юбилей - поди ж ты - Соловья!…"

Вот пишешь про зверей, про птиц и насекомых,

А попадаешь все в знакомых…

1945

Изнемогая от тяжелых ран,

К своим трущобам отступал Кабан.

В чужие вторгся он владенья,

Но был разбойнику отпор достойный дан,

Как поднялось лесное населенье…

Сороке довелось в ту пору пролетать

Над полем боевых событий.

И - кто бы ожидал такой сорочьей прыти! -

Сорока, сев на ель, вдруг стала стрекотать:

"Так, так его! Так, так! Гоните Кабана!

Мне с дерева видней - он не уйдет далеко!

Я помогу, коль помощь вам нужна.

А вы еще разок ему поддайте сбоку!"

"Дивлюсь я на тебя. Ты только прилетела, -

Сказал Сороке Воробей, -

А стрекотней своей, ей-ей,

Всем надоесть уже успела!"

"Скажи, мой свет, -

Сорока Воробью в ответ, -

Что толку, если б я молчала?

А тут придет конец войне -

Глядишь, и вспомнят обо мне

Да скажут где-нибудь: "Сорока воевала!…"

Сороке выдали медаль.

А жаль!

1945

Прослушать певчих птиц однажды пригласили

Начальство - Льва. (Лев был в чинах и в силе.

И перед ним, дыханье затая,

На задних лапках многие ходили.)

Лев прибыл на концерт. На сцену попросили

Певцов: Скворца и Соловья.

Перед лицом таким, робея от волненья,

Чуть арию свою не позабыл Скворец,

Но под конец

Так разошелся молодец,

Такое на него напало вдохновенье,

Что диву бы дался любой ценитель пенья.

Какой солист!

То вдруг защелкает, то перейдет на свист,

То иволгой кричит, то кенарем зальется,

Кудахчет курицей, как человек, смеется,

И выходкам веселым нет конца!

Но тут заметили, что, слушая Скворца,

Ни разу Лев не улыбнулся,

Напротив - даже отвернулся!

Вот Соловья черед. Лев морщится опять!

Что это значит? Как понять?…

Ему на месте не сидится,

Он хочет встать!

Его с трудом удерживает Львица…

А Соловей?… Как сладко он поет!

Какие он верха берет!

Но, гривою тряхнув, Лев с места вдруг встает

И, не дослушав песни Соловьиной,

Уходит со своею половиной…

Лиса уж тут как тут: "Певцы тому причиной!

Кто их назвал "солистами лесов"?

Ни дикции, ни голосов!

На Льва все время я смотрела -

Он возмущался то и дело!

Скандал! Позор!"

И отдан был приказ: "Певцов направить в хор!

Заставить наново учиться!"

Но как же так могло случиться?

Лев к пенью вкус имел

(Он даже сам немного пел

И, говорят, довольно мило),

Послушать мастеров ему приятно было.

Чего ж он морщился?… Он лишнего поел,

И тут как раз ему живот схватило!…

А бедные певцы, которых сдали в хор,

Когда бы не Орел, там пели б до сих пор!

Я басню написал тем людям в назиданье,

Что вкруг начальства вьются без конца,

Готовые уже за указанье

Считать обычное чиханье

Вышестоящего лица.

1945

Известно, что в лесах хватает всем работы…

Вершить делами нор и гнезд

(А это видный и почетный пост)

В лесу назначили Енота.

Енота знают все. Он в обхожденье прост,

Не наступает никому на хвост

И личные ни с кем не сводит счеты…

Но вот

Проходит год.

Что видят зверь и птица?

В лесу порядка нет, хоть правит в нем Енот!

Кругом что только ни творится -

Он даже ухом не ведет!

А если, случаем, кому и доведется

С ним говорить, - тому готов ответ:

"Не время", "Обождем", "Проверим", "Утрясется".

Где надобно решать, Енот ни "да", ни "нет".

Заохал, застонал лесной народ:

"И как могли мы ошибиться?

Енот - не тот!

Куда уж Суслику с нуждой к нему пробиться,

Когда Медведь - и то семь дней приема ждет?

Не тот Енот. Не тот!"

"Да, - с горечью вздохнув, заметил кто-то, -

Скорей дойдешь, пожалуй, до Орла,

Чем до Енота!

А у Орла куда важней дела!…"

В одной приемной горсовета

На ум пришла мне тема эта.

1945

"Красиво ты живешь,

Любезная сестрица! -

Сказала с завистью в гостях у Крысы Мышь.

На чем ты ешь и пьешь,

На чем сидишь,

Куда ни глянешь - все из-за границы!"

"Ах, если б, душенька, ты знала, -

Со вздохом Крыса отвечала, -

Я вечно что-нибудь ищу!

Я день-деньской в бегах за заграничным -

Все наше кажется мне серым и обычным,

Я лишь заморское к себе в нору тащу:

Вот волос из турецкого дивана!

Вот лоскуток персидского ковра!

А этот нежный пух достали мне вчера -

Он африканский. Он от Пеликана!"

"А что ты ешь? - спросила Крысу Мышь. -

Есть то, что мы едим, тебе ведь не пристало!"

"Ах, душенька! - ей Крыса отвечала. -

Тут на меня ничем не угодишь!

Вот разве только хлеб я ем и сало!…"

Мы знаем, есть еще семейки,

Где наше хают и бранят,

Где с умилением глядят

На заграничные наклейки…

А сало… русское едят!

1945

Слон-живописец написал пейзаж,

Но раньше, чем послать его на вернисаж,

Он пригласил друзей взглянуть на полотно:

Что, если вдруг не удалось оно?

Вниманием гостей художник наш польщен!

Какую критику сейчас услышит он?

Не будет ли жесток звериный суд?

Низвергнут? Или вознесут?

Ценители пришли. Картину Слон открыл.

Кто дальше стал, кто подошел поближе.

"Ну что же, - начал Крокодил, -

Пейзаж хорош! Но Нила я не вижу…"

"Что Нила нет, в том нет большой беды! -

Сказал Тюлень. - Но где снега? Где льды?"

"Позвольте! - удивился Крот, -

Есть кое-что важней, чем лед!

Забыл художник огород".

"Хрю-хрю, - прохрюкала Свинья, -

Картина удалась, друзья!

Но с точки зренья нас, свиней,

Должны быть желуди на ней".

Все пожеланья принял Слон.