Иван Барков - Лука Мудищев

О вы, замужние, о вдовы,

О девки с целкой наотлет!

Позвольте мне вам наперед

Сказать о ебле два-три слова.

Ебитесь с толком, аккуратно,

Чем реже еться, тем приятней,

Но боже вас оборони

От беспорядочной ебни!

От необузданной той страсти

Пойдут и горе, и напасти,

И не насытит вас тогда

Обыкновенная елда.

Блажен, кто смолоду ебет

И в старости спокойно серит

Кто регулярно водку пьет

И никому в кредит не верит.

Природа женщин наградила:

Богатство, славу им дала,

Меж ног им щелку прорубила

И ту пиздою назвала.

Она для женщины игрушка,

На то названье ей пизда.

И как мышиная ловушка,

Для всех открытая всегда.

Она собой нас всех прельщает,

Манит к себе толпы людей,

И бедный хуй по ней летает,

Как по сараю воробей.

Дом двухэтажный занимая

В родной Москве жила-была

Вдова – купчиха молодая,

Лицом румяна и бела.

Покойный муж ее мужчиной

Еще не старой был поры.

Но приключилася кончина

Ему от жениной дыры.

На передок все бабы слабы,

Скажу, соврать вам не боясь.

Но уж такой ебливой бабы

Никто не видел отродясь!

Покойный муж моей купчихи

Был парень безответный, тихий

И слушая жены наказ

Ее еб в сутки десять раз.

Порой он ноги чуть волочит,

Хуй не встает, хоть отруби.

Она и знать того не хочет:

Хоть плачь, а все-таки еби!

Подобной каторги едва ли

Смог вынесть кто. Вот год прошел

И бедный муж в тот мир ушел,

Где нет ни ебли ни печали.

Вдова, не в силах пылкость нрава

И буйной страсти обуздать,

Пошла налево и направо

И всем и каждому давать.

Ее ебли и пожилые,

И старики, и молодые,

А в общем все кому не лень

Во вдовью лазили пиздень.

Три года ебли бесшабашной,

Как сон для вдовушки прошли.

И вот томленья муки страстной

И грусть на серлце ей легли.

И женихи пред ней скучают,

Но толку нет в них ни хуя.

И вот вдова грустит и плачет,

И льется из очей струя.

И даже в еблишке обычной

Ей угодить никто не мог:

У одного хуй неприличный,

А у другого короток.

У третьего – уж очень тонок,

А у четвертого – муде

Похоже на пивной бочонок

И больно бьется по манде.

То сетует она на яйца –

Не видно, словно у скопца.

То хуй короче чем у зайца…

Капризам, словом, нет конца.

И вот по здравому сужденью

Она к такому заключенью

Не видя толку уж ни в ком,

Пришла, раскинувши умом:

«Мелки в наш век пошли людишки –

Хуев уж нет – одни хуишки,

Но нужно мне иль так, иль сяк

Найти себе большой елдак!

Мне нужен муж с такой елдою,

Чтоб еть когда меня он стал,

Под ним вертелась я юлою,

И зуб на зуб не попадал!»

И, рассуждая так с собою,

Она решила сводню звать –

И та сумеет отыскать

Мужчину с длинною елдою!

В замоскворечье, на Полянке

Стоял домишко в два окна.

Принадлежал тот дом мещанке

Матрене Марковне. Она

Тогда считалася сестрицей

Преклонных лет, а все девицей.

Свершая брачные дела –

Столичной сводницей была.

Иной купчихе – бабе сдобной,

Живущей с мужем-стариком, –

Устроит Марковна удобно

Свиданье с ебарем тайком.

Иль по другой какой причине

Жену свою муж не ебет,

Она тоскует по мужчине,

И ей Матрена хуй найдет.

Иная в праздности тоскуя

Захочет для забавы хуя,

Матрена снова тут как тут,

Глядишь, красотку уж ебут!

Мужчины с ней сходили в сделку.

Иной захочет (гастроном!)

Свой хуй полакомить, и целку

К нему ведет Матрена в дом.

И вот за этой, всему свету

Известной, сводней вечерком

Вдова отправила карету

И ждет Матрену за чайком.

Вошедши, сводня поклонилась,

На образа перекрестилась

И так промолвила, садясь,

К купчихе нашей обратясь:

«Зачем прислала, говори!

Иль до меня нужда какая?

Изволь, хоть душу заложу,

А уж тебе я услужу!

Коль хочешь, женишка устрою,

Иль просто чешется манда?

И в этот раз, как и всегда

Могу помочь такому горю.

Без ебли, милая, зачахнешь,

И жизнь вся станет не мила.

Но для тебя я припасла

Такого ебаря, что ахнешь!»

«Спасибо, Марковна, на слове,

Хоть ебарь твой и наготове,

Но мне навряд ли он придется,

Хотя и хорошо ебется.

Мне нужен крепкий хуй, здоровый,

Не меньше десятивершковый,

Не дам я каждому хую

Посуду пакостить свою!»

Матрена табаку нюхнула,

О чем-то тяжело вздохнула,

И помолчав минуты две,

На это молвила вдове:

«Трудненько, милая, трудненько,

Такую отыскать елду.

Ты с десяти-то сбавь маленько,

Вершков тка на восемь – найду!

Есть у меня тут на примете

Один парнишка, ей же ей,

Не отыскать на белом свете

Такого хуя у людей.

Сама я, грешница, узрела

Намедни хуй у паренька,

Как увидала – обомлела!

Как есть – пожарная кишка!

У жеребца – и то короче,

Ему бы им не баб ебать,

А той елдой восьмивершковой

По закоулкам крыс гонять.

Сам парень – видный и здоровый,

Тебе, красавица, под стать.

И по фамильи благородный,

Лука его, Мудищев, звать.

Но вот беда, теперь Лукашка

Сидит без брюк и без сапог.

Все пропил в кабаке, бедняжка,

Как есть до самых до порток.»

Вдова восторженно внимала

Рассказу сводни о Луке

И сладость ебли предвкушала

В мечтах о длинном елдаке.

Затем уж, сваху провожая,

Она промолвила, вставая:

«Матрена, сваха дорогая,

Будь для меня как мать родная,

Луку Мудищева найди

И поскорее приведи!

Дам денег, сколько ни захочешь,

Уж ты, конечно, похлопочешь.

Одень приличнее Луку

И завтра будь с ним к вечерку».

Четыре радужных бумажки

Дала вдова ей ко всему,

И попросила без оттяжки

Уж поутру сходить к нему.

В ужасно грязной и холодной

Коморке, возле кабака,

Жил вечно пьяный и голодный

Вор, пшик и выжига – Лука.

Впридачу бедности отменной

Лука имел еще беду –

Величины неимоверной

Восьмивершковую елду.

Ни молодая, ни старуха,

Ни блядь, ни девка-потаскуха

Узрев такую благодать,

Ему не соглашалась дать.

Хотите нет, хотите верьте,

Но про Луку пронесся слух,

Что он елдой своей до смерти

Заеб каких-то барынь двух!

И с той поры, любви не зная,

Он одинок на свете жил,

И хуй свой длинный проклиная,

Тоску-печаль в вине топил.

Позвольте сделать отступленье

Назад мне, с этой же строки,

Чтоб дать вам вкратце представленье

О роде-племени Луки.

Весь род Мудищевых был древний,

И предки бедного Луки

Имели вотчины, деревни