Игорь Губерман - Третий иерусалимский дневник (сборник)

финансовый успех.

583

Пылал я страстью пламенной,

встревал в междоусобие,

сидел в темнице каменной —

пошли, Господь, пособие!

584

В людях есть духовное несходство,

явное для всех, кто разумеет:

если в духе нету благородства,

то не из души он тухло веет.

585

Что для нас – головоломка,

духом тайны разум будит —

очевидно, для потомка

просто школьным курсом будет.

586

Я уже привык, что мир таков,

тут любил недаром весь мой срок

я свободу, смех и чудаков —

лучшего Творец создать не мог.

587

В духовной жизни я такого

наповидался по пути,

что в реках духа мирового

быть должен запах не ахти.

588

Хранителям устоев и традиций —

конечно, если рвение не мнимое,

нельзя ни мельтешить, ни суетиться,

чтоб не скомпрометировать хранимое.

589

Давно пора устроить заповедники,

а также резервации и гетто,

где праведных учений проповедники

друг друга обольют ручьями света.

590

Ханжа, святоша, лицемер —

сидят под райскими дверями,

имея вместо носа хер

с двумя сопливыми ноздрями.

591

Большим идеям их гонители

и задуватели их пламени

всегда полезней, чем ревнители

и караульные при знамени.

592

Идея, когда образуется,

должна через риск первопутка

пройти испытание улицей —

как песня, как девка, как шутка.

593

Мне кажется, что истое призвание,

в котором Божьей искры есть частица,

в себе несёт заведомое знание

назначенности в ней испепелиться.

594

Есть и в Божьем гневе благодать,

ибо у судьбы в глухой опале

многие певцы смогли создать

лучшее, что в жизни накропали.

595

Не так баламутится грязь

и легче справляться с тоской,

когда в нашей луже карась

поет о пучине морской.

596

В заботах праздных и беспечных

высоким пламенем горя,

лишь колебатель струн сердечных

живёт не всуе и не зря.

597

Я не знаю, не знаю, не знаю;

мне бы столько же сил, как незнания;

я в чернила перо окунаю

ради полного в этом признания.

598

Провалы, постиженья и подлоги

познания, текущего волнами, —

отменное свидетельство о Боге,

сочувственно смеющемся над нами.

599

Мне симпатична с неких пор

одна утешная банальность:

перо с чернильницей – прибор,

которым трахают реальность.

600

Живя в дому своем уютно,

я хоть и знаю, что снаружи

всё зыбко, пасмурно и смутно,

но я не врач житейской стужи.

601

Я так привык уже к перу,

что после смерти – верю в чудо —

Творец позволит мне игру

словосмесительного блуда.

602

Куда б от судьбы ни бежали —

покуда душа не отозвана,

мы тёмного текста скрижали

читаем в себе неосознанно.

603

Работа наша и безделье,

игра в борьбу добра со злом,

застолье наше и постелье —

одним повязаны узлом.

604

Чем век земной похож на мебель —

совсем не сложная загадка:

она участник многих ебель,

но ей от этого не сладко.

605

Для плоти сладко утомление —

любовь, азарт, борьба, вино;

душе труднее утоление,

но и блаженнее оно.

606

Много нашел я в осушенных чашах,

бережно гущу храня:

кроме здоровья и близостей наших

все остальное – херня.

607

Все звезды, может быть, гербы и свастики —

всего лишь разновидности игрушек,

лишь гусеницы мы и головастики

для бабочек нездешних и лягушек.

608

Былые забыв похождения,

я сделался снулым и вялым;

пошли мне, Господь, убеждения,

чтоб, мучаясь, я изменял им.

609

Великой творческой мистерией

наш мир от гибели храним:

дух – торжествует над материей,

она – господствует над ним.

610

Вражда племён, держав и наций

когда исчезнет на земле,

то станут ангелы слоняться

по остывающей золе.

611

Я не считал, пока играл;

оплатит жизнь моя

и те долги, что я не брал,

и те, что брал не я.

612

Хоть я постиг довольно много,

но я не понял, почему

чем дальше я бежал от Бога,

тем ближе делался к Нему.

613

Спасибо Творцу, что такая

дана мне возможность дышать,

спасибо, что в силах пока я

запреты Его нарушать.

614

Под шум и гомон пьянок сочных

на краткий миг глаза закрыв,

я слышу звон часов песочных

и вижу времени разрыв.

615

Всем смертным за выслугу лет

исправно дарует Творец

далёкий бесплатный билет,

но жалко – в один лишь конец.

616

К Богу явлюсь я без ужаса,

ибо не крал и не лгал,

я только цепи супружества

бабам нести помогал.

617

Свое оглядев бытие скоротечное,

я понял, что скоро угасну,

что сеял разумное, доброе, вечное

я даже в себе понапрасну.

618

Спасибо за безумную эпоху,

за место, где душа моя продрогла,

за вечности ничтожную ту кроху,

которой мне хватило так надолго.

619

Как одинокая перчатка,

живу, покуда век идет,

я в Божьем тексте – опечатка,

и скоро Он меня найдет.

620

Еще нас ветер восхищает

и море волнами кипит,

и только парус ощущает,

что мачта гнётся и скрипит.

621

Давеча столкнулся я в упор

с некоей мыслишкой интересной:

в душах наших пламя и задор

связаны с упругостью телесной.

622

Уходит засидевшаяся гостья,

а я держу пальто ей и киваю;

у старости простые удовольствия,

теперь я дам хотя бы одеваю.

623

Забавно в закатные годы

мы видим, душе в утешение,

свои возрастные невзгоды

как мира вокруг ухудшение.

624

В толпе замшелых старичков

уже по жизни я хромаю,

ещё я вижу без очков,

но в них я лучше понимаю.

625

Совсем не зря нас так пугает

с дыханьем жизни расставание:

страх умереть нам помогает

переживать существование.

626

Чтоб не торчали наши пробки

в бутылях нового питья,

выносит время нас за скобки

текущих текстов бытия.

627

Не ошибок мне жаль и потерь,

жаль короткое время земное:

знал бы раньше, что знаю теперь,

я теперь уже знал бы иное.

628

Люблю вечерний город – в нём

отключено мое сознание

и светит праздничным огнём

трагическое мироздание.

629

Ещё одну вскрыл я среди

дарованных свыше скорбей:

практически жизнь позади,

а жажда ничуть не слабей.

630

В одно и то же состояние

душой повторно не войти,

неодолимо расстояние

уже прожитого пути.

631

Что в зеркале? Колтун волос,

узоры тягот и томлений,

две щёлки глаз и вислый нос

с чертами многих ущемлений.

632

Вот я получил ещё одну

весть, насколько время неотступно,

хоть увидеть эту седину