Игорь Иртеньев - Стихи мои, простые с виду…

И, знаменьем осенившись крестным,
Граф по склону первым заскользил,
Этот миг на полотне известном
Суриков, как мог, отобразил.

Так накрылась карта Бонапарта
Ни за грош, пардон, ни за сантим.
…С той поры мы в зимних видах спорта
Делаем француза, как хотим.

Я лежу на животе
С папиросою во рте,
Подо мной стоит кровать,
Чтоб я мог на ней лежать.

Под кроватию паркет,
В нем одной дощечки нет,
И я вижу сквозь паркет,
Как внизу лежит сосед.

Он лежит на животе
С папиросою во рте,
И под ним стоит кровать,
Чтоб он мог на ней лежать.

Под кроватию паркет,
В нем другой дощечки нет,
И он видит сквозь паркет,
Как внизу другой сосед

На своем лежит боке
С телевизором в руке.
По нему идет футбол,
И сосед не смотрит в пол.

Но футбол не бесконечен —
Девяносто в нем минут,
Не считая перерыва
На пятнадцать на минут.

Вот уж больше не летает
Взад-вперед кудрявый мяч,
И служитель запирает
Расписныя ворота.

И сосед, разжавши пальцы,
Уроняет на паркет
Совершенное изделье
Из фанеры и стекла.

И, следя усталым взглядом
Телевизора полет,
Он фиксирует вниманье
На отверстии в полу.

Но напрасно устремляет
Он в него пытливый взор,
Потому что в нашем доме
Этажей всего лишь три.

Весь объят тоской вселенской
И покорностью судьбе,
Возле площади Смоленской
Я в троллейбус сяду „Б“.

Слезы горькие, не лейтесь,
Сердце бедное, молчи,
Ты умчи меня, троллейбус,
В даль туманную умчи.

Чтобы плыл я невесомо
Мимо всех, кого любил,
Мимо тещиного дома,
Мимо дедовских могил.

Мимо сада-огорода,
Мимо Яузских ворот,
Выше статуи Свободы,
Выше северных широт.

Выше площади Манежной,
Выше древнего Кремля,
Чтоб исчезла в дымке нежной
Эта грешная земля.

Чтоб войти в чертог твой, Боже,
Сбросив груз мирских оков,
И не видеть больше рожи
Этих блядских мудаков.

Ветерок полощет флаги,
Всюду шутки, песни, смех,
Здравствуй, наш чудесный лагерь,
Ты на свете лучше всех!

Повара здесь не воруют,
Не лютуют опера,
До обеда отфильтруют —
И свободен до утра.

Мы живем себе, не тужим,
Мы тут все — одна семья,
С надзирателями дружим,
Конвоиры нам друзья.

Мы довольны жизнью нашей
И не ведаем забот,
Нас тут кормят вкусной кашей,
Каждый день дают компот.

И конфеты, и печенье,
И кино, и домино:
Что сказать вам в заключенье?
Очень нравится оно!

Взметнул восторг электоральный
На высшую ступень его,
Теперь он самый натуральный,
А не какое-то и. о.

Кому-то вид его противен,
А я люблю таких ребят —
Подтянут, выдержан, спортивен,
Открытый лоб и ясный взгляд,

Что наподобие рентгена
Пронзает души и тела.
По мне — уж лучше он, чем Гена,
Раз Грише фишка не легла.

Страна застыла на распутье,
Руководителя избрав,
Читатель ждет уж рифмы „Путин“,
Ну что сказать, товарищ прав.

Кумира, разом сотворив мы
По воле собственной себе,
Не заслужили лучшей рифмы,
Чем подполковник КГБ.

Что-то главное есть в винегрете.
Что-то в нем настоящее есть,
Оттого в привокзальном буфете
Я люблю его взять да и съесть.

Что-то в нем от холодной закуски,
Что-то в нем от сумы и тюрьмы.
Винегрет — это очень по-русски,
Винегрет — это, в сущности, мы.

Что-то есть в нем, на вид неказистом,
От немереных наших широт?
Я бы это назвал евразийством,
Да боюсь, что народ не поймет.

Власть, как положено, ворует,
На то и выбрали ее,
Народ в колоннах марширует,
Пытаясь выгрызти свое.

Как и положено поэту,
Имея все и всех в виду,
И я в хвосте колонны где-то
Плетусь, рифмуя на ходу.

И красный, словно Дед Мороз,
Но в белом венчике из роз,
Партийный лидер впереди
В казенной черной Ауди.

Внешний вид товарный,
Честные глаза,
Утвердили парня
С первого раза.

Генерал Степашин,
Козырной валет,
Генерал Степашин,
Черный пистолет.

Не гляди так строго,
Не гони понты,
Погоди немного —
Отдохнешь и ты.

Во дни державных потрясений,
В процессов гибельных разгар
На что употребить свой гений?
Куда приткнуть мятежный дар?

Разрушив прежние заносы
На историческом пути,
Национальные вопросы
В порядок должный привести?

Иль в область устремив иную
Полет свободного пера,
Рывком промышленность больную
Поднять со смертного одра?

Смягчить общественные нравы,
Введя оплату по труду?
А избирательное право?
С ним разве всё у нас в ладу?

А офицера злая доля
Культурных центров в стороне?
А потребленье алкоголя?
А рубль, что падает в цене?

Грядет в стране великий голод,
Гудят подземные толчки,
Тупеет серп,
Ржавеет молот,
Хрустят разбитые очки.

Лишь я, не изменив присяге,
Судьбой прикованный к перу,
Забив на все,
Слагаю саги
На диком вечности ветру.

Что за ужас, ай-ай-ай!
Мчится под гору трамвай.
А за ним бежит вожатый
С головой в дверях зажатой.
Вышел он на остановке,
Чтобы выпить газировки,
Очень жажду иногда
Утоляет нам вода.
В это время тормоза ли
У трамвая отказали,
Или кто-то шутки ради
Подтолкнул беднягу сзади,
Только, с ходу взяв разгон,
Сам поехал вдруг вагон.
И за ним со страшным топом,
Не допив стакан с сиропом,
Но в руке его держа,
Наш вожатый побежал.
Вот бежит он за трамваем,
Вешним ветром овеваем,
И у самого кольца
Настигает беглеца,
Головой бодает дверь
И ревет, как дикий зверь:
— Граждане пассажиры,
Своевременно и правильно
Оплачивайте свой проезд.
Не имеющие разменной монеты,
Покупайте абонементные книжечки.
Удивились пассажиры:
— Ты чего кричишь, служивый?
Опустили мы монеты,
Оторвали мы билеты,
Едем тихо, честь по чести,
На своем законном месте.
И вообще, ты кто такой,
Чтоб тревожить наш покой?!
Мы тебя не знаем даже,
Мы вожатому все скажем.
Тут вожатый входит в раж.
— Я, — кричит, — вожатый ваш.
Вышел я на остановке,
Чтобы выпить газировки,
Но пока я сдачу брал,
От меня трамвай удрал,
И от Яузских ворот
Я бежал, смеша народ.
Я догнал вас еле-еле,
Рад, что все вы уцелели,
Все прекрасно, но теперь
Я прошу открыть мне дверь.
У вожатых, как известно,
Есть положенное место,
И, прошу меня понять,
Я спешу его занять.
Обещаю, что кабину
Я отныне не покину,
Газированную воду
Позабуду на три года
И даю себе зарок —
Пить один морковный сок.
Тут старушка рядом с кассой
Говорит приятным басом:
— Мы тебе, вожатый, верим,
Мы тебе откроем двери.
Ты внутри трамвая нужен
Даже больше, чем снаружи.
Раз уж ты частично здесь,
Так и быть, присутствуй весь.
И когда ведешь трамвай
Больше рот не разевай.