Александр Иванов - Плоды вдохновения

Я пробудился в девять двадцать,
сказав себе: «Пора вставать!»
Поел и вышел прогуляться
примерно в десять сорок пять.

Пешком по Невскому я влекся,
порхало солнце надо мной.
В двенадцать десять я увлекся
красивой женщиной одной.

Пошел за нею. Вдохновенье
снедало грудь. Глаза зажглись.
И – о волшебное мгновенье! –
в семнадцать тридцать мы сошлись

у гастронома. Так ранима
была душа на склоне дня!..
Она прошла с улыбкой мимо
и не заметила меня.

Пришел домой я, дверью хлопнул
и понял, севши на диван,
что я, дурак, весь день ухлопал
на изнурительный роман.

Нечестивы и рогаты,
непричесаны и сивы,
прибывали делегаты
на конгресс нечистой силы.

Собрались в кружок у дуба
и мигали виновато,
все пытали друг у друга:
– Братцы, кто такой Панкратов?!

Ведьм немедля допросили:
– Что за шутки, в самом деле? –
Но они заголосили:
– Ночью мы не разглядели!..

Домовой пожал плечами,
в стенограмме бес напутал.
Водяной сказал, скучая:
– Может, кто его попутал?..

Делегаты повздыхали, –
тут сам черт сломает ногу!
И хвостами помахали,
и послать решили… к богу!

…Обижаться я не вправе,
но придется потрудиться,
о своей чертовской славе
сочиняя небылицы.

Я когда-то мечтал
инженером стать горным,
В этом деле хотел получить я права.
Но везде мне вопрос задавали упорно:
– Сколько будет, товарищ Куклин,
дважды два?

– Пять! – всегда отвечал я упрямо и гордо,
В эту цифру вложив темперамент и злость.
Инженером, увы, а тем более горным,
К сожалению,
так мне и не довелось…

Я хотел быть актером, врачом и матросом,
Стать ботаником чуть не решил я едва.
И повсюду меня изводили вопросом:
– Сколько будет, товарищ Куклин,
дважды два?

Улыбались, не то еще, дескать,
мы спросим…
Стал везде отвечать я по-разному всем:
«Шесть», «одиннадцать», «тридцать один»,
«сорок восемь»,
Как-то сам удивился, ответив: «Сто семь!»

Кто, не помню,
помог мне однажды советом,
Поклониться советчику рад и сейчас:
– Ваш единственный путь – становиться
поэтом,
Ибо уровень знаний подходит как раз…

И с тех пор я поэт. Сочиняю прилично.
Издаюсь, исполняюсь,
хоть в мэтры бери…
Я, конечно, шутил, ибо знаю отлично:
Дважды два – как известно и школьнику – три!

Кто-то любит горки,
кто-то – в поле спать.
Я люблю задворки –
чисто благодать!

Дрема дух треножит
цельный божий день.
Всяк стоит как может,
я стою как пень.

Думать – энто точно –
лучше стоя пнем
вислоухой ночью,
лупоглазым днем.

Бьешься над вопросом,
ажно вымок весь.
А потянешь носом –
хоть топор повесь.

Хорошо, укромно,
как иначе быть…
Тут мысля истомна –
инда да кубыть.

Если ж мыслей нету,
господи спаси,
выручить поэта
может «гой еси»!

Я часто замираю перед тайной,
Я бы назвал ее – преображенье.
Загадочнее тайны нет нигде.
…Немыслимо бывает пробужденье:
Глаза разлепишь – что за наважденье? –
Лежать лежишь, но неизвестно где…
А в голове – все бури мирозданья,
Да что там бури – просто катаклизмы,
Как написал бы Лавренев – разлом!
Глаза на лбу, в них молнии сверкают,
Язык шершавый, в членах колотун,
Ни встать ни сесть,
Во рту бог знает что,
Не то Ваала пасть, не то клоака,
Выпрыгивает сердце из груди,
И что вчера случилось – помнишь смутно…
И тут, я вам скажу, одно спасенье,
Верней сказать, единственное средство.
Берешь его дрожащими руками
В каком-нибудь вместительном сосуде,
Подносишь к огнедышащему рту!..
Струится он, прохладный, мутноватый,
Грозово жгучий, острый, животворный!..
Захлебываясь, ты его отведал –
И к жизни возвратился и расцвел!
Есть в жизни тайна!
Имя ей – рассол.

Себя я странно чувствую весной:
Весна –
А я ищу глазами ветку.
Веревку взять бы, в петлю головой
И – ножками отбросить табуретку…
Без этих грез я не живу и дня,
Приходит лето, соловьям не спится.
Кто в отпуск, кто на дачу,
А меня
Преследует желанье утопиться.
Про осень я уже не говорю.
До одури, до головокруженья
Я вся в огне,
Я мысленно горю,
Испытывая зуд самосожженья.
Мне хочется зимою в ванну лечь,
Не совладав с мгновенною любовью,
Вскрыв бритвой вены,
Медленно истечь
Горячей поэтическою кровью…
Вы не волнуйтесь!
Это я шучу,
Не забывая дать себе отсрочки.
О смерти бойко в рифму щебечу,
Слова изящно складывая в строчки…

Скажу тебе: «Унылая пора».
Ты скажешь мне: «Очей очарованье».
Красиво сказано! Что значит дарованье
И резвость шаловливого пера!

Продолжу я: «Приятна мне твоя…»
«Прощальная краса», – ты мне ответишь.
Подумать только! Да ведь строки эти ж
Стихами могут стать, считаю я.

«Люблю я пышное…» – продолжу мысль свою.
Добавишь ты: «Природы увяданье».
Какая музыка! И словосочетанье!
Я просто сам себя не узнаю…