Борис Заходер - Заходерзости

Я знаю,
Что оды
Сегодня не в моде,
Да и благодарность
Выходит из моды,
Но есть — что поделаешь! —
Вещи в природе,
Достойные только
Торжественной оды!

Вы вслушайтесь только:
Все терпит бумага!

Как верно!
Какое великое благо!

Увы, без бумаги,
— Признайтесь, писаки! —
Пропали бы
Все наши бредни и враки!

Куда бы, скажите,
Друзья-графоманы,
Девались бы
Наши стихи и романы?

Поэтому дружно —
Паки и паки! —
Восславим бумагу,
Бумагомараки!

И пусть наше слово
Поможет бумаге,
Ведь ныне
Погибель
Грозит ей, бедняге:

Грозят ей и пленки,
И диски, и чипы —
Бездушные,
Гнусные,
Мерзкие типы!

Она их напор
Кое-как отражает,
Но Лета
И ей и всем нам
Угрожает…

…Хотя соловьи,
Нахальные пташки,
Веками обходятся
Без бумажки…

Однажды я шел из Дувра в Кале —
Дорога, поверьте, была нелегка, —
И у синего моря, на голой скале
Я встретил Грустного Моряка.

Он руки ломал, и волосы рвал,
И печальны, печальны были слова
Песни, которую он напевал,
А песня
Была такова:

«Я один — капитан, и гардемарин,
И штурман брига „Нырок“.
Я его рулевой, и боцман лихой,
И четверка гребцов, и кок…»

И бедняга все рвал остатки волос
Изо всех своих старческих сил,
И взглядом просил:
«Ну, задай мне вопрос!»
Так что я его прямо спросил:

— Извини, старина, — сказал я ему, —
Я тоже отчасти моряк,
И как раз потому я никак не пойму,
Не пойму я, как это так:

Ты один — капитан, и гардемарин,
И штурман брига «Нырок».
Ты его рулевой, и боцман лихой,
И четверка гребцов, и кок???

И тогда старикан штаны подтянул
(Подтянул, как бывалый матрос!),
Он чихнул, он икнул,
Он глубоко вздохнул:
— Ну, так слушай, — он произнес.

— По морям, по волнам —
Нынче здесь, завтра там, —
Так мы шли на бриге «Нырок».
Мы брасопили реи как можно быстрее,
Но скажи — какой в этом прок?

Мы держали на запад (и на восток)
От острова Тенериф,
Но какой тебе прок держать на восток,
Если рок тебя бросил на риф?..

Кто глотал волну — тот пошел ко дну…
А было нас семьдесят шесть!
Мы спустили все гички,
Но на перекличке
Только десять ответили: «Есть!»

Есть хотел капитан, и гардемарин,
И штурман брига «Нырок»,
Есть хотел рулевой, и боцман лихой,
И четверка гребцов, и кок.

Нет хуже беды, чем сидеть без еды.
Но моряк моряку — друг и брат.
И, чтобы выручить всех из беды —
Каждый жизнью пожертвовать рад!

И первым штурман попал в котел
(Он всегда нам прокладывал путь!),
А следом за ним капитан пошел
(Он был недоварен. Чуть-чуть).

А там — рулевой и боцман лихой,
(Кстати — сущая был свинья);
И, в конце концов, четверку гребцов
Мы докушали — кок и я.

Да, с коком остались мы наедине
И стали держать совет:
Кому из нас — ему или мне,
Другу пойти на обед…

Кок сказал: «Я правды скрыть не могу,
Хоть хвастаться не люблю,
Я могу из тебя приготовить рагу —
Не стыдно подать королю!

Ты думаешь, суп сварить нехитро?
Это тонкое дело — стряпня!
А профан понапрасну загубит добро,
Точнее сказать, меня».

Обидных слов я стерпеть не мог,
И я веслом его — кок!

Так хвастливый кок мне попал на зубок,
И с тех пор я, увы, одинок!

С тех пор я не ем (и почти не пью),
И печаль терзает душу мою,
И никто мне не верит, когда я пою
Правдивую песню
Свою:

«Я один — капитан, и гардемарин,
И штурман брига „Нырок“.
Я его рулевой, и боцман лихой,
И четверка гребцов, и кок…»

У Поэта
Шляпа улетела.
(И не диво: ветер в голове!)
Так взлетела, словно захотела
Воспарить в небесной синеве…

Догонять ее не стал Поэт —
Он с обидой закричал ей вслед:

— Ты куда, дуреха!?
Возвращайся!
Не спеши! Хотя бы попрощайся!
Так нельзя!
Ты слышишь или нет?

Я воскликнул: — Ты, наверно, спятил!
С кем ты тут беседуешь, приятель?
Ждешь, что шляпа шляпе даст ответ?

— Безусловно! — отвечал Поэт.
Отчего бы ей не говорить?
Говорить-то проще, чем парить!

— Так-то вот! —
Добавил он со злостью,
И в сердцах поддал беглянку тростью.

Он был прав,
Хоть в логике и слаб.

(Прав — насчет поэтов, а не шляп…)

Овечке
Волк
Сказал:
— Овца!
У вас прекрасный цвет лица!

Ах, если хвалит
Волк
Овечку —
Не верь ни одному словечку!

Летит в ночи над миром: — Бамм!
Летит в церковных ризах,
Летит по темным небесам,
Как птица или призрак…

Летит он вслед красотке Бим.
И плачет, и стенает, —
Увы, он больше не любим,
Но этого не знает…

— Я все прощу, я все отдам!
Мне не снести разлуки!
Вернись, подруга, —
Стонет Бам, —
И простирает руки…

Но Бим по сердцу только Бум!
И так пленил он даму,
Что ах, ни красота, ни ум
Помочь не могут Баму!..

А он летит, сквозь ночь, сквозь сон,
Готовый хоть на плаху —
И так и не узнает он,
Как сильно дал он маху…

Как у нас Пастушок
Поселился,
Целый день
Он играл — веселился:

На сопелке играл,
Да на дудке,
Распевал
Прибаутки да шутки:

Туру-ру, туру-ру —
Я когда-нибудь умру!
Туру-туру, туру-ру,
Я когда-нибудь умру…

На сопелке играл,
На свирели,
А соседи буквально зверели:

Туру-ру, туру-ру,
Я когда-нибудь умру!
Туру-туру, туру-ру,
Может завтра поутру…

Веселится Пастушок —
А людей бросает в шок…

Она мне нравится, —
Воскликнул я.
А нам не нравится, —
Сказала вся семья.