Александр Каневский - Мои эстрадости

Они висели, закатив глаза и слегка покачиваясь от ветра. Пришлось их развести по домам вместе с воротами.

– Поздравляю! – сказал шеф. – Вы в прекрасной спортивной форме. Завтра новые соревнования. Вы когда-нибудь занимались греблей?…

– Если это похоже на грабли… – неуверенно начал я, но шеф меня перебил.

– Ничего, ничего! Вам всё подробно объяснят.

Перед тем, как усадить нас в лодки, нам объяснили, что если толкнуть рукоятки вёсел вперёд, то вёсла пойдут назад. Затем надо потянуть рукоятки назад, и вёсла загребут воду. Я решил начать с одного весла. Взялся двумя руками, напряг все силы и со всего размаха толкнул рукоятку вперёд. Весло взвилось вверх, описало полукруг и сильным ударом вышибло из лодки сзади сидящего гребца. Я продолжал грести. Следующим взмахом я сбил второго члена своей команды, затем – третьего. Грести стало легче. Я взялся за оба весла, рванул их назад, каким-то непонятным образом трахнул себя с двух сторон по ушам и потерял сознание…

В медпункте меня поздравили. Оказалось, что мы и здесь стали победителями: остальные лодки сразу перевернулись, а наша, хоть и с перебитой командой, всё же оставалась на воде.

– А говорили, не умеете! – пожурил меня шеф. – Вы же прирождённый спортсмен. Да и результаты видны: живот уже не арбуз, а дыня, грудь уже в полужидком состоянии, а подбородков осталось не больше трёх… Готовьтесь: следующие соревнования по штанге.

Опьянённый успехом, я уже не сопротивлялся.

Назавтра в спортзале мне показали странное сооружение, похожее на два колеса, проткнутые ломом.

– Что это? – спросил я.

– Это и есть штанга, – объяснил мне Карлюга.

– А что с ней делать?

– Надо взять за гриф и рвануть.

– Куда рвануть?

– На себя.

– Я её на вас рвану! – пообещал я и пошёл переодеваться.

Ни одна борцовка на меня не налезала. Самая большая застряла где-то чуть выше колен.

Пошептавшись с Карлюгой, наши сотрудницы принесли мне необъятные шёлковые трусы в розовых горошинах.

Я категорически отказывался их надеть до тех пор, пока они не поклялись, что эти трусы – спортивные, а горошины – не горошины, а теннисные мячики. Общими усилиями меня впихнули в эту форму. Сверху трусы туго обтягивали каждую складку моей бывшей талии, снизу, под коленями, развивались матросскими клёшами.

Сотрудницы хотели перетянуть коленки резинками, чтобы пригнать трусы по ногам, но в этот момент меня вызвали на помост.

Моё появление было встречено бурными аплодисментами. Зрители кричали: «Давай, розовун!». Это придало мне уверенности. Я подошёл к штанге, набрал побольше воздуха, резко нагнулся и… и почувствовал, что в трусах лопнула резинка.

У меня похолодело в груди. Как же я разогнусь: ведь в зале жена, тёща, сотрудницы и наш шеф, который находится сейчас как раз позади меня. Зная его обидчивость, я был убеждён, что он воспримет это как целенаправленный выпад. Чем выше я подтягивал штангу, тем ниже сползали трусы. Надо было поднимать либо то, либо другое. Я выбрал трусы. Но оказалось, что я и здесь победил: я поднял штангу выше всех, до пояса. Один мой противник поднял её только до колен. Другой вообще не поднимал штанги, а просто укатил её за кулисы.

Вот так я стал абсолютным чемпионом!

Меня все поздравляли, чествовали. А я спортом увлёкся, стал тренироваться регулярно, похудел, подтянулся.

А недавно меня снова вызвал шеф:

– Мы, – говорит, – партнёров поменяли, у нас сейчас вместо американцев – африканцы, они все очень упитанные, с животиками. Вы рядом с ними выглядите каким-то голодающим. Позорите фирму!.. С завтрашнего дня – никаких тренировок, переводим вас на усиленное питание!..

Выделили мне два завтрака, два обеда. Живот снова появился, подбородки вернулись. Я теперь только одного боюсь: чтоб мы не стали сотрудничать с японцами – придётся тогда разрез глаз менять, пластическую операцию делать, чтобы фирму не позорить!

Утром жена сообщила, что у нас родится четвёртый ребёнок. И добавила:

– Купить квартиру – нет денег. Значит, надо получить государственную. Добиваться ты не умеешь, поэтому каждый год я буду рожать по ребёнку: если не можем взять качеством отца – возьмём количеством детей!

Придя к себе в институт, я нерешительно приоткрыл дверь директорского кабинета. Там было многолюдно. Шеф и его референт Карлюга проводили совещание.

– Речь идёт о нашем престиже… Мы должны перегнать остальные институты по всем спортивным показателям… О! Вот и наша надежда! – Это они увидели меня.

Я застеснялся.

– Я не надежда… Я насчёт квартиры…

– Дом сдаётся через неделю, – торжественно сообщил шеф. – Вы у нас первый на очереди. Попрыгаем – и сразу новоселье.

– Куда попрыгаем? – спросил я, радостно улыбаясь, услышав про новоселье.

– С парашютом. Завтра соревнования.

Я перестал улыбаться.

– Куда прыгать?

На землю.

– А за-зачем?

– Вы что, не смотрите телевизор? – удивился Карлюга. – Сейчас ведь это модно: киноартисты выступают на катке, певицы поют в цирке на трапециях… А нынче новое начинание: учёные устанавливают рекорды… Профессор Быков вчера боксировал на ринге, – он указал на сидящего на диване худосочного Быкова с опухшим носом и тремя пластырями на лице. – Доцент Крячко в субботу участвовал в классической борьбе – сейчас отдыхает в реанимации… Теперь очередь за вами. Мы распределили оставшиеся виды спорта – вам выпал парашют.

При слове «выпал» у меня подкосились ноги.

– Когда прыгать? – выдавил я из себя.

– Завтра. В День Птиц, – объявил Карлюга.

В поисках защиты я повернулся к шефу.

– Зачем птицам надо, чтобы я убился?

Тот подошёл и положил мне руку на плечо.

– Жилплощадь вы, как многодетный, получите, в любом случае, но… Квартиры есть с лоджиями и без… Есть с видом на парк и с видом на цементный завод… При распределении, мы будем учитывать активное участие каждого в общественной жизни института…

Наступила пауза. Я разжевал таблетку валидола и спросил:

– А если я не долечу до земли?.. Или пролечу мимо?.. Моя семья всё равно получит с видом на парк?

Шеф душевно заулыбался:

– Вы же знаете наше правило: вдовам и сиротам – вне очереди!.. И не волнуйтесь так! – он ободряюще хлопнул меня по спине. – Вы будете не один, у вас опытный напарник! – он ткнул пальцем в бледного юношу в очках, забившегося в угол.

– Это аспирант, – объяснил Карлюга, – его всё равно должны уволить по сокращению штатов.

Я с детства панически боялся высоты. Голова кружилась, даже когда я взбирался на стул, чтобы забить гвоздь. При слове «самолёт» у меня начиналась морская болезнь. Поэтому вечером, дома, я решил потренироваться: несколько раз прыгал с тахты на пол.