Стивен Фрай - Троя. Величайшее предание в пересказе

Через четыре сотни лет этой тьмы все начало меняться фундаментально и резко. Финикийский алфавит эволюционировал до греческого, что нам известно по вазам и записям того периода. Политически и демографически сильно приросшее население (возможно, в результате того, что погода и уровень моря стали и удобнее, и надежней) пережило развитие полисов – греческих городов-государств. Это время, известное как архаический период, предшествовало полностью историческому классическому периоду – зрелому многомудрому времени Платона, Сократа, Еврипида, Перикла и Аристотеля. Однако большинство греков архаического периода оставались безграмотными, и повествования былого по-прежнему передавались в первую очередь устной декламацией, а не письмом. Как раз в этот самый архаический период, как сейчас в целом принято считать, возникла фигура, которую мы именуем Гомером. Когда я учился в школе, один преподаватель вполне уверенно сообщил мне, что Гомер родился в 800 году до н. э. на острове Хиос на севере Эгейского моря и умер в 701 году до н. э. девяностодевятилетним слепцом. Другой учитель с не меньшей убежденностью считал, что Гомер происходил из Ионии, ныне – турецкая Анатолия. Современные исследователи считают любые подобные соображения в лучшем случае догадками.

Вот так оно и устроено. Линия времени излагает все то же самое, только гораздо внятнее моих вносящих сумбур слов. Троянская война произошла в бронзовом веке (скажем, в 1200 г. до н. э.), высокие культуры бронзового века рухнули, воцарились темные безграмотные века. Тьма рассеялась, начали добывать и ковать железо, вернулась письменность, и история той войны, как ее декламировал Гомер, наконец оказалась записана – через семь полных веков после событий. И вот они мы с вами – еще две с половиной тысячи лет спустя.

Стоит повторить еще раз: ко времени расцвета греческой цивилизации, от которой мы ведем свое происхождение, – той самой культуры науки, математики, философии, искусства, архитектуры, демократии, военного и морского дела, осознанной культуры, сочинявшей и записывавшей истории и пьесы о себе самой и своем происхождении, – ко времени того расцвета Троянская война уже осталась в восьмисотлетнем прошлом, а Гомер уже триста лет как помер.

Ученые и археологи ломают головы над загадками аж с классического периода, когда греки наконец записали две эпические поэмы Гомера более-менее в том виде, в каком мы с вами читаем их ныне. Одна загадка – в том, откуда Гомер столько всего знал о событиях, которым тогда было по крайней мере четыреста лет? Как он смог изложить столько подробностей осады Трои, самого устройства города, царской семьи, воителей, генеалогий и событий войны? Письменностью он не владел, в архивы зарыться не мог. Иначе говоря, четыреста пятьдесят лет этих персонажей и истории из уст в уста должны были передавать «малые» Гомеры, пока Гомер не свел все воедино и не превратил в первый известный нам величайший труд языкового искусства. Чтобы совершить нечто подобное, он должен был вырасти в среде самых разнообразных и сложных устных пересказов. Гомер жил в Греции или в Турции в железный век, но его работы точно изображают воителей века бронзового [190].

В том, что касается греческой мифологии в целом, примечательно согласуются работы Гомера и его почти современника Гесиода, на которого мы полагаемся в историях о рождении титанов и богов, установлении Олимпа и многих других канонических подробностях греческой мифологии [191]. Почти нет сомнений, что в образованный классический период была проделана немаленькая работа по обратному проектированию, изрядно всякой полировки, сглаживания нестыковок и противоречий, а также создание связных хронологий и генеалогий, существующих по сей день. Из грубых народных баек мифы превратились в законченные литературные творения – как самоцветы, выделанные до ювелирного качества. По этой же аналогии, пусть образованные греки классического периода, вероятно, и поместили эти истории в музейные витрины, однако именно Гомер и Гесиод проделали всю основную работу – вытесали, огранили, отполировали.

Жизни Платона и Аристотеля примерно так же далеки от Гомеровой, как от нас далека жизнь автора «Беовульфа», а потому неудивительно, что они и их современники так мало знали о том, кем Гомер вообще был. Из литературы классической Греции нам известно, что «Илиаду» и «Одиссею» обожали, перед ними даже преклонялись, а происходящее в них считалось правдивой историей. Отправляясь еще в юношестве завоевывать мир, Александр Великий навестил места вокруг Илиона и, как говорят, совершил паломничество к тому, что считалось гробницей Ахилла, героя, с которым Александр себя ближе всего отождествлял [192]. Предполагается, что Марк Антоний преподнес Клеопатре подарок – погребальную статую Аякса Великого. Позднейшие путешественники Страбон и Павсаний неоднократно посещали окрестности Трои и Микен. Они тоже считали, что рассказанное в «Илиаде» и «Одиссее» – правдивое изложение исторических событий.

В классический период популярные части «Илиады» и «Одиссеи» нередко показывали в уличных концертах, устраивавшихся для широкой – и обыкновенно восторженной – публики. Судя по всему, они считали, что Гомер записал эти произведения, – нам это кажется странным, поскольку мы воспитаны на уверенном представлении о том, что Гомер был, скорее всего, не умевшим писать бардом, рапсодом, декламатором и, вероятно, даже импровизатором эпического стихотворения, но никак не писателем. Однако таков взгляд, сложившийся недавно.

После наших Темных веков Западная Европа заново открыла для себя греческую и римскую цивилизации, искусство и культуру, и это обновление интереса мы называем Возрождением. В середине XV века Гутенбергово изобретение печати наборными шрифтами позволило широко распространить классические тексты, о чем в предыдущие века монастырских писцов, производивших книги рукописно, и помыслить было нельзя. В 1488 году стали доступны отпечатанные труды Гомера. Воздействие это произвело колоссальное – своего рода культурный Большой взрыв. В одной лишь Британии поэты от Драйдена, Поупа, Китса, Байрона и Теннисона вплоть до современности оказались совершенно преображены Гомером. Художники, скульпторы и философы впивали слова и оригинального греческого текста, и каждого последующего нового перевода. Но представления о том, историческое ли событие Троянская война, у них было не больше, чем о том, действительно ли Нарцисса превратили в цветок или вправду ли Геракл нисходил в Преисподнюю и вышел оттуда, таща на плече Кербера.

Представление это изменилось в основном благодаря дерзким предприятиям и решительной саморекламе одного человека – Генриха Шлимана. Шлиман родился в Германии в 1822 году и успел нажить, потерять и вновь заработать целые состояния в России и США. Последнее богатство, нажитое на спекуляциях, связанных с калифорнийскими золотыми приисками, позволило ему, теперь уже американскому гражданину, посвятить вторую часть жизни своей величайшей страсти – археологии. Вместе с другим великим археологом того времени британцем Артуром Эвансом он отправился искать великие города греческого бронзового века. Эванс сосредоточился на Крите, и его находки минойских сокровищ произвели фурор.