Андрей Смирнов - Дон Корлеоне и все-все-все. Una storia italiana

В 1833 году, во время очередного посещения Таганрога, Гарибальди получил пренеприятнейшее известие: в Италии объявился конкурирующий национальный герой. Нового претендента звали Джузеппе Маццини. По профессии он был революционером и первым додумался провести ребрендинг общества Карбонариев, которое его стараниями теперь именовалось Giovane Italia — «Молодая Италия». Перестав ассоциироваться с рецептом приготовления спагетти, бывшие карбонарии сразу же обрели столь широкую народную поддержку, что их общественные приёмные открылись даже здесь, в границах Российской империи.

Гарибальди поспешил ознакомиться с программными положениями младоитальянцев. И облегчённо вздохнул. Во-первых, выяснилось, что никакой конкуренции, собственно, и нет. Маццини был героем-теоретиком и предпочитал сидеть не на баррикадах, а в уютных кафе Женевы и Лондона. Там он мог без помех дискутировать о бродящих по Европе революционных призраках с обитавшем в соседнем подъезде Карлом Марксом. Во-вторых, маццинианские национально-освободительные, республиканские и антиклерикальные идеи понравились Гарибальди настолько, что отныне ему, герою-практику, не терпелось поскорее приступить к их воплощению в жизнь. Так Гарибальди умудрился почерпнуть в России революционную идею едва ли не раньше самих русских революционеров.

В конце этого же 1833 года Гарибальди начал службу по призыву в военно-морском флоте Сардинского королевства, обязательную для торговых моряков того времени. Впрочем, карьера его на этом поприще длилась всего тридцать восемь дней. На февраль 1834 года в Пьемонте было запланировано вооружённое восстание под общим дистанционным руководством Маццини. Революционный матрос Гарибальди, насвистывая «Эх, яблочко», без промедления отправился на главную площадь Генуи. Где выяснился неприятный факт: кроме него на революцию никто не явился.

Те из вас, кто знаком с географией Италии, сейчас, быть может, воскликнули: «Погоди, но ведь Генуя не в Пьемонте! Неудивительно, что он там никого не обнаружил». Загадка разрешается просто: Гарибальди был моряк. А в Пьемонте моря нет. Зато оно очень даже есть в Генуе. Так что всё логично. Тем более что в процессе теоретических построений Маццини как-то совсем упустил из виду необходимость пригласить на революцию широкие народные массы. Потому и в Пьемонте совершать её пришло всего около сотни человек, бо́льшую часть которых составляли туристы из Франции и почему-то Польши. И хватило четырёх десятков полицейских, чтобы всех разогнать.

Как бы там ни было, это избавило Гарибальди от тягот дальнейшего прохождения службы, благо за попытку поднять антикоролевский мятеж его заочно приговорили к смертной казни. На корабль он решил не возвращаться и сбежал в Марсель. Оттуда уплыл в Чёрное море, а затем в Тунис. Как вы уже догадались, сто вёрст для него было — вообще не крюк.

В это время в Марселе разразилась страшнейшая эпидемия холеры. Несчастные больные марсельцы сидели на берегу и с тоской глядели в море.

Но чу!.. Что это за корабль на всех парусах летит к причалу?.. Что за человек в белом докторском халате стальной хваткой сжимает его штурвал?.. Смотрите, смотрите же!.. Это Гарибальди!

Едва припарковав корабль, наш герой со всех ног бросился к марсельцам. И всем по порядку давал шоколадку и ставил, и ставил им градусники. Как мы знаем из выпусков новостей, Марсель населяют преимущественно афрофранцузы. В процессе своего излечения они рассказали Гарибальди, что их афрособратьев в Америке линчуют. Джузеппе пришёл в ярость. Когда спустя пятнадцать дней эпидемия была наконец-то побеждена, он, не теряя ни минуты, запрыгнул обратно на корабль, сделал полицейский разворот и помчался к берегам Нового Света.

Может, конечно, ему и не очень хотелось тащиться в такую даль. Но он чувствовал необходимость помочь грядущим поколениям итальянских школьников, которым на экзамене попадётся вопрос: «Почему Гарибальди называют Героем двух миров?»

Неизвестно, как сложилась бы судьба США — да и всей остальной планеты, — если бы Гарибальди туда доплыл. Скорее всего, языком межнационального общения сейчас был бы не английский, а итальянский. Однако, как и все великие лигурийские мореплаватели, для которых поехать в Индию, а приехать в Америку было делом совершенно обычным, Гарибальди был слегка рассеян. Встречать его судно вышли не ковбои и индейцы, а полтора миллиона добрых мулатов. И все поголовно в белых штанах. «Да, это Рио-де-Жанейро!» — сказал себе Джузеппе и отправился на поиски кого-нибудь, кого можно было бы спасти от угнетения.

Долго искать не пришлось. Император Бразилии, носивший неожиданное для бразильца имя Педро Второй, в тот момент как раз угнетал свободолюбивых повстанцев Республики Пиратини. Гарибальди пришёл к вождям народно-освободительного антипедровского движения и заявил, что тоже желает стать революционным морским пиратинцем. Те незамедлительно вручили ему ключи от «Маццини» (не человека, а парохода) и дюжину отборных головорезов итальянского происхождения. С тех пор бразильские имперские торговцы не знали ни минуты покоя. Гарибальди брал на абордаж каждое их судно, отбирал у богатых рабовладельцев чёрных невольников и отдавал их бедным.

Летом 1837 года корабль Гарибальди повстречался с уругвайским военным крейсером. Увы, но уругвайские моряки не учились в школе, не читали учебников истории и потому не знали, кого атакуют. В противном случае они, разумеется, в ужасе бежали бы с поля боя. Гарибальди попытался указать им на ошибку, произнеся речь о важности всеобщего обязательного среднего образования, но упал, сражённый уругвайской пулей.

Сообразив, что они натворили, уругвайцы пришли в замешательство. С одной стороны, это же был сам Гарибальди. Следовательно, ему полагалось воздвигнуть памятник и организовать соответствующий музей. С другой — он всё же был пиратом. Значит, неплохо было бы его повесить. До выяснения всех обстоятельств Гарибальди отправили в ссылку-санаторий в аргентинскую деревню Гуалегуай, где его вылечили, обучили испанскому языку и верховой езде. Среди женской части местного населения Джузеппе произвёл истинный фурор, ибо далеко не каждый день в тех богом забытых местах появлялся настоящий живой итальянец.

Через семь месяцев общество провинциальных кумушек осточертело Гарибальди настолько, что он решился на побег. Его изловили, вернули обратно и подвергли пыткам. А именно: покусали москитами. Нет, я не выдумываю, это исторический факт. Возмущённые столь бесчеловечным обращением с их любимым Гарибальдичкой, кумушки сформировали штурмовые отряды и осадили тюрьму. Увидав, что ещё немного — и они своими руками сделают из Гарибальди лидера первой в истории матриархальной революции, власти спешно его отпустили, а чуть позднее и вовсе отправили назад в Пиратини.