Владимир Жуков - Яблоко раздора. Сборник рассказов

В конце рабочего дня заполнили термос жидким азотом, надели на него несколько плотных полиэтиленовых пакетов и крепко замотали их изоляционной лентой.

– Иди быстро домой, лечи дочку, – напутствовал ее начальник лаборатории.

Вместе с сослуживцами секретарша подошла к проходной.

– Что у вас в пакете? – спросил у нее бдительный вахтер, застопорив турникет.

– Ничего особенного, термос, – ответила заботливая мама и подняла пакет к окошку будочки, в которой стоял охранник. Едва мужчина прикоснулся к пакету, как тот стал раздуваться. Почудилось: какое-то живое существо пытается выбраться из оболочки– бурно испаряющий азот пытался обрести свободу. Вахтер опешил. Испуганная секретарша на глазах удивленных сотрудников института с криком: «Ой, мамочка!» толкнула свою поклажу в окошко и присела на корточки у турникета. А в кабинке вахтера раздался смачный хлопок…

– Караул! Диверсия! – закричал он, хватаясь за кобуру с муляжом пистолета.

Инцидент замяли. Никто не пострадал, зато адреналина в крови прибавилось. Вскоре Насте удалось избавиться от злополучных бородавок, и она не стала прятать ладони с тонкими, словно у пианистки, пальцами. А сотрудники закрытого НИИ еще долго с улыбкой вспоминали секретаршу-диверсантку.

СЕЛ НА МЕЛЬ

Измученный проблемой выживания, народ, похоже, смирился с парадоксом: мелкий воришка, похитивший шпалу или, как тот безграмотный персонаж из чеховского рассказа «Злоумышленник» несколько гаек на грузила, получает в суде «под завязку» и отправляется на нары, к параше, а ушлый делец-аферист, укравший железную дорогу, завод и прочую крупную собственность, получает… орден за заслуги и другие почести и блага.

Реф-машинист Петр Кряч, конечно, траулер прихватить не мог, но оставлять родную посудину и уходить с пустыми руками тоже обидно. Тем более, что измочаленное штормами и изъеденное коррозией судно с мешками цемента в трюмах в местах пробоин, давно отслужившее свой срок, предназначалось на металлолом. А вот за рыбу, добытую в Атлантике и проданную по демпинговым ценам, судовладелец и крюинговая компания заплатили жалкие гроши. Поэтому Петра угрызения совести не мучили, а, напротив, точил червь вопиющей несправедливости. На свое детище – морозильную установку с аммиаком – он не претендовал. Зачем она, если домашний холодильник пуст, а вот на якорь глаз положил. Прежде, чем сойти по трапу на причал, каждый из обозленных членов экипажа по бартеру прихватил какую-нибудь полезную вещь. Один взял спасательные шлюпке и плоты, второй – кухонную утварь для будущего кафе «С Большого Бодуна», третий – якорную цепь и фрагмент трала, последний стащил трап. Ну, а Кряч довольствовался якорем.

Нанял автокран, грузовик и доставил «сувенир» к месту проживания на второй этаж одного из двухэтажных, барачного типа, строений с деревянными перекрытиями. Оставлять во дворе не рискнул, опасаясь, что охотники за металлом в один миг умыкнут. В городе даже был случай, когда чекистам лишь в Джанкое удалось перехватить похищенный с судостроительного завода «Залив» гребной вал из сплава цветных металлов. Выставил Петр в квартире оконную раму, да и втиснул комнату якорь. Не возиться же с ним во дворе, на холоде и под дождем.

– Петро, ты що, с глузду зъихав? – всплеснула пухлыми ручками его супруга Кира. – Не потребна нам ця зализяка.

– Цыц, баба с куриными мозгами. Эта железяка кормить нас будет! – крикнул бывалый рыбак на свою супругу. – Валюты у нас нынче – кот наплакал. Лавочка закрылась, больше рейсов не видать. Одни траулеры разбазарили, другие сгнили, не на чем ходить в моря и океаны, потускнела-захирела слава рыбацкой столицы. Вот и прихватил с собой якорек на память. По частям буду сдавать его в пункт приема металла, на те гроши жить будем.

– Що ж ты, дурень, його сразу в пункт не здыбав?

– Эх, пиявка, горбатую могила исправит, у тебя не мозги, а полова. Там меня менты сразу бы взяли под белы ручки в камеру клопам и вшам на корм. А по частям оно незаметно, – покачал Кряч головой и упрекнул. – Вместо того, чтобы после долгой разлуки обнять и согреть мужа, ты лезешь с глупыми претензиями. А может, пока я там, борясь со штормами, рыбу добывал, ты здесь хахаля завела? Отвечай, стерлядь этакая!

Кира, словно уличенная в блуде гимназистка, скромно потупила взор.

– Узнаю, убью и тебя, и любовника, – пригрозил Петро, сверкнув шальными от голода глазами, с досадой заметил. – Никому не позволю наставлять мне рога! Бревно ты, а не женщина.

– Сам ты чурбан, – парировала она его «комплемент»

Но все же, с аргументом по разделке якоря в домашних условиях Кира вынуждена была согласиться. Петро, вооружившись пилами, зубилом кувалдой, натирая мозоли, тщетно принялся разделать обросший ракушками, пропахший солью и водорослями, упрямый металл. Ночью просыпался от душераздирающих криков и плача. Это благоверная в очередной раз, натыкаясь на якорь, получала ссадины и синяки на нежном теле.

– Петро, краще бы ты шматок парусины взяв, або висло, чем цей бисов якорь, – стонала она, размазывая на щеках слезы с тушью.

– Ну, ты и даешь, совсем баба спятила! – возмутился он, протирая сонные глаза. – Я ведь не на паруснике «Херсонес» рыбачил, а на СРТМ. Очнишь, вспомни, в каком веке мы живем?

– В сумном, и нэ жывымо, а выживаемо, – хмуро заметила она. Неизвестно, сколь долго бы Кряч пытался расчленить непокорный якорь, но однажды ночью послышался страшный грохот. Петра и Киру, словно катапультой, сорвало с постели. Перед их изумленными глазами в комнате вместо якоря зиял провал, над которым вился столб пыли. Через три минуты в дверям появился анемичный пенсионер Ерофей Кляузин с желчной усмешкой на перекошенном запыленном лице.

– Ну, Петрусь, держись у меня! Я с тебя, обормота, теперь не слезу, – заявил старикан, резво стукнув каблуком о порог. – Мало того, что днями и ночами гремел, как в паровозном депо, житья не давал, так еще якорь бросил. Восполнишь мне и моральный, и материальный ущерб. Поди, много валюты с промысла привез вот и поделишься с нищим ветераном.

Мореман, понурив голову, с горечью осознал, что теперь якорного металла не хватит, чтобы рассчитаться: «Слава тебе, Господи, что он ветерану на голову не свалился. Однако занудный дед, жалобы во все инстанции строчит, как из пулемета Максим. Не зря у него фамилия Кляузин. Задолбает своей писаниной».

ХИТРЕЦ

Супружеская чета – Наталка и Грицько Деренбай – жили, как кошка с собакой. И причиной тому было пристрастие «чоловика» к «зеленому змию». Сама «жiнка» и виновата. Будучи уроженкой одного из хуторов, что в Житомирщине – родине цукровых бурьякiв, а значит, и самогона, Наталка в далекую пору медового месяца поделилась с пылким Грицько упрощенной технологией самогоноварения. При наличии браги с помощью двух кастрюль и миски (не буду в деталях раскрывать секрет), водрузив эту конструкцию на газовую плиту, она изготовляла «виски», то бишь самогон – первак двойной перегонки. Хлопоча возле плиты и снимая пробу, супруга весело напевала: «Самогонэ, самогонэ, хто же його зараз не гонэ и в селах, и в мiстах…» Ни одно из застолий не обходилось без этого «лекарства от простуды».