Евгений Шестаков - Хультура речи

У лошадей лица скорбные, когда покойника везут. Покойник тоже не сказать чтоб сильно улыбчивый лежит. Родственники сзади идут — тоже никто не радуется. Венки, платки черные, у мужиков носы красные от горя. Вдова племяннику говорит:

— Поди, Ваня, глянь, крышку-то не украли?

Тот прибегает, руки трясутся:

— Украли, тетушка! И кутью украли!

Неприятно это, конечно. Дальше идут, скорбят. Мужичок рыжий в самой середке процессии говорит:

— Ай да ладушки-лады! Растуды его туды!

Подвыпил, конечно. Немножко забылся, а так скромный, наладчиком работает.

Соседи по процессии задергались, зашуршали:

— Не к месту, не к месту! Хорошо, конечно, но не к месту пока!

Вдова племяннику говорит:

— Поди погляди, туда ли идем-то. Чтой-то идем долго, пальцы на ногах устали.

Тот сбегал, разнюхал.

— Туда, тетушка! Толечко крюка дали, теперь через танцплощадку придется.

Вдова говорит:

— Ой, горюшко...

И вся очередь сзади:

— Ага! Горе, да. Невесело как-то. Печальнее бывало, но невесело, это да. Со святыми упокой, это точно. А сам виноват! Улицу надо было правильно переходить! Красный надо было от зеленого отличать! Не отличил — горе. Отличил — сейчас бы вместе закусывали.

Вдова говорит:

— Смотрите, не уроните. А то неудобно получится. Ему неудобно. Мне-то плевать, я женщина пожилая.

Очередь сзади не только кушает. Иные по второй бутылке достали. Семеро смелых в самом хвосте говорят:

— Издалека-а-а долга-а-а течет река Во-олга-а-а! И за борт ее бросает!!!

Лошади, конечно, споткнулись. Да и дорога плохая. Гроб о бортик стукнулся, рука покойницкая вывалилась, а за ней и сам лежебока выпал.

Вдова кричит:

— Ой, рятуйте, люди, опять уронили, помогите ему подняться, срам-то какой, такой молодой третий раз падает!

Очередь его поднимает:

— Ну-ка, взяли! Вставай, Петя! Ложись, Петя... Хотя, нет... Сиди! Вот, да, и ботинки ему в руки дайте, и глаза пускай открытые будут, флаг ему в руку, где флаг, куда флаг делся, где плакаты, где шарики?! Ой, а как головку хорошо держит! Улыбку ему сделайте, пусть речь скажет! Говори, Петя!

Вдова плачет:

— Покойничек он у меня! Все слова позабыл! Не молчи, Петя, язык хоть высунь, пощекочите его, чего он таким букой смотрит!

Племянник кричит:

— Тетя, тетя, тучи собираются, сейчас дождик пойдет, если сильный пойдет, я первый промокну, потому что я в рубашечке, тетя, тетя, купите мне плащик!

Мужичок рыжий в середке говорит:

— Ай да ладушки-лады! Хрена тебе, а не плащик! Тетя, купите ему хрена, а не плащик, а то я ему сам куплю, на-ка тебе хрена, малец! Чего нюни распустил? Не видишь — хороним!

Вся процессия сзади:

— Ах, да! Хороним же... Издалека-а-а долга-а-а-а!..

Вдова говорит:

— А барабан где? Что, некому в барабан трахнуть? Почему опять барабан молчит? Обидно мне: вдова — и без барабана!

Племянник говорит:

— Тетя, тетя, тучи уже собрались, вон капельки летят! Ой, крупные какие! Ой, дождик! Ой, описался! Ну да ничего, я же маленький!

Покойник говорит:

— Ну накройте хоть чем-нибудь! Капельки уже близко, а до кладбища далеко, кстати, где мое ружье, я хочу себе салют!

Мужичонка рыжий говорит :

— Ха-ха-ха! Давно я так не смеялся. Хи-хи-хи! А вот так я в детстве смеялся.

Вдова кричит:

— Ой, не могу! Поворачивайте назад! Скажите лошадям, чтоб идти закончили! Эй, лошади, вы что, оглохли, я, вдова, вам говорю! Да объясните им кто-нибудь! Назад! Все назад! Петя, что ты как дурак с этими в руке ботинками? Вылезай, не видишь — похороны не получились!

Покойник улыбается, вылез, лошадей повернул, сам улыбается, лошади его стесняются, а он их ласково так оглоблями, а ботинки из рук не выпускает, ботинки-то у него новые, вот он и улыбается.

Племянник кричит:

— Я хоть маленький, а все понимаю, а вот этого понять не могу, дядя Петя, ты что, опять с нами?

Мужичонка рыжий, наладчик, из самой середки говорит:

— С нами, с нами, да погодите плясать, мы еще не вернулись, гражданин майор, не беспокойтесь, он с нами, он опять с нами! Все назад!

Смерти нет, ребята!..

1. Спящая женщина да не оголится во сне.

2. Спящая женщина да пребудет в покое от моих рук, от моих сильных пальцев и от того, чем я так бодр и стоек.

3. Спящая женщина да не скажет «иди...», да не скажет «ко мне...», да забудет на время «милый...»

4. Полчаса сна спящей женщины пусть будут для нее годом, а мне — минутой, а нам обоим — коротким отдыхом от полного единения, которое, говорю вам, знать не знает границ.

5. На правую пятку спящей женщины я кладу одеяло поверх поцелуя, и пусть не ведает правая пятка холода и глаза чужого, и пусть нежность моя ляжет сверху на одеяло.

6. Резкое движение спящей женщины да не станет потерей покоя, и да продлится плавный полет ее над той огромной страной, где нас только двое.

7. Очень медленная и осторожная рука моя пусть уйдет из-под шеи заснувшей женщины, и возьмет сигарету, и положит ее обратно, и не станет чиркать спичкой о громкое ребро коробка.

8. Измятое платье уснувшей женщины должно быть поднято и повешено, должно быть постирано и поглажено, но хотя бы поднято и повешено на высокий стул у низкого изголовья.

9. Мои шаги от комнаты, где спит женщина, не должен слышать никто, в комнату, где я чиркну спичкой, где улыбнусь на максимальное напряжение губ и затянусь так же сильно, как целовал.

10. Пусть спит моя женщина за одной стеной от меня. Пусть спит и помнит, что когда-нибудь надо проснуться. И пусть проснется, когда я уже совсем не смогу, когда стану ходить взад-вперед под дверью и заламывать руки, и протягивать губы воздуху, и вставать на одно колено пред той, которая сейчас выйдет и произнесет мое имя.

...И когда смотрел я на тебя ночью, спящая, ты не имела защиты, губы твои раскрылись и тишина струилась из них ко мне, спящая, ты была нигде и не знаю с кем, маленькие ступни твои грелись под моим неостывшим взглядом, старая двуспальная лодка с измятыми парусами, на которой мы плывем в завтра, больше не скрипит и идет спокойно, пусть так будет долго и долго, пусть нас будет двое и двое, спящая, ты слегка отодвинулась, чтобы наше будущее могло лечь рядом с нами.

...И когда смотрел я на тебя днем, плачущая, ты не имела защиты, губы твои дергались и дрожали, а я стоял и смотрел, как уходит из-под ног счастье, как я сам выбиваю его из-под твоих и моих ступней, плачущая, ты сжалась под каменным моим взглядом, пусть бы это было во сне, пусть бы это было не с нами, плачущая, ты отодвинулась и закрыла лицо руками, и больше не видел я твоего лица.

...И когда смотрю я на твои фото, бывшая, не получившая защиты и утешения, ушедшая, сжимая губы и кулаки, лучшая из всех, кого мог желать, — я понимаю, как дорого стоит то, чего нет.