Тадеуш Доленга-Мостович - Карьера Никодима Дызмы

— Чего вам здесь надо?

Кася смерила его с головы до ног взглядом, исполненным ненависти.

Дызма заметил бледность Нины, понял, что произошло какое-то объяснение. Его охватила ярость.

— Я спрашиваю, чего вам надо от моей невесты? Ну!

— Ник! — пыталась унять его Нина.

— За каким чертом вы здесь? Я не желаю видеть…

Кончить он не успел: Кася иронически засмеялась и повернулась к нему спиной.

Захлопнулась с треском дверь.

— Чего ей было надо от тебя? — спросил, помолчав, Никодим.

Нина расплакалась. Он не мог добиться от нее ни слова и в раздражении ходил по гостиной, пиная стулья.

Явилась и пани Пшеленская, но тут же удалилась, решив про себя, что это сцена ревности или какое-то объяснение между женихом и невестой.

Некоторое время спустя Нина успокоилась, но так ничего и не рассказала. Только сказала Никодиму, что он может всецело полагаться на ее верность и что Кася никогда больше не вернется.

«Вот и пойми, чего она хотела, — ломал себе голову Дызма. — В самом деле, в башке у этих баб одна каша».

Это был волнующий момент. В зале заседаний, откуда вынесли столы и стулья, собрался весь персонал банка.

Впереди всех стоял директор, за его спиной — оба его заместителя, затем начальники отделов, наконец — все остальные служащие. Разговор велся вполголоса. Распахнулись двери, вошел председатель.

Сотни глаз с любопытством впились в него, желая понять, о чем думает начальник, но неподвижное лицо-маска было, как всегда, загадочным и непроницаемым.

Председатель остановился, откашлялся, начал:

— Милостивые государи, я пригласил вас сюда, чтобы проститься с вами. Несмотря на то, что меня хотят удержать на посту, я ухожу. Может быть, вы знаете причину, может быть, не знаете, но это неважно. Уходя, я хочу поблагодарить вас за то, что вы были трудолюбивы и всегда выполняли свой долг, что помогло мне, создателю этого банка, вести работу на образцовом уровне. Полагаю, вы сохраните обо мне добрую память, я был настоящим отцом для вас и — скажу, не хвастаясь, — не один из вас под моим руководством многому научился. Еще не знаю, кто заменит меня. Одно скажу: этого человека вы должны уважать так же, как меня. Начальника всегда надо уважать. Впрочем, вряд ли это будет знаменитый государственный деятель; может быть, даже он развалит то, что я создал. Но начальник есть начальник. Продолжайте работать на благо нашего дорогого отечества. Пусть государство не будет в накладе, раз оно вам платит. Жаль мне покидать вас. Наверно, я не миндальничал — таков уж мой характер, но сердцем я к вам привязался.

Никодим вынул платок и громко высморкался.

Затем выступил директор и в длинной речи стал превозносить заслуги председателя Никодима Дызмы, упомянул его замечательный талант организатора, его благожелательность к подчиненным. В заключение от своего имени и от имени всех собравшихся выразил сожаление, что служащие лишаются такого мудрого руководителя. Затем под громкие крики «виват» вручил председателю великолепный кожаный с позолотой бювар для письменного стола.

К переплету бювара была приделана большая серебряная пластинка, на которой вверху выгравировали портрет Никодима, внизу — здание банка, посредине — адрес:

Уважаемому пану

Никодиму Дызме,

знаменитому экономисту, основателю,

организатору и первому председателю государственного хлебного банка — благодарные подчиненные.

Далее следовали многочисленные подписи.

В продолжение всего торжества личный секретарь пана председателя записывал содержание речей. Затем он наскоро переписал адрес и поручил одному из чиновников отпечатать надлежащее число экземпляров, чтобы послать их в газеты.

Сам он очень спешил, потому что и ему и Дызме предстояло еще облачиться во фрак и поспеть на прощальный банкет, который давал в честь Никодима председатель Совета министров.

Дызма тем временем попрощался с чиновниками, каждому подав руку.

Во дворце Никодим узнал, что для него приготовлен сюрприз: перед банкетом ему вручат орден.

За столом прозвучало немало сердечных тостов, так как важно было в глазах общественного мнения представить отставку Дызмы в наиболее благоприятном свете.

Уже под конец банкета поднялся Уляницкий и произнес игривую речь: он сообщил, что виновник сегодняшнего торжества уполномочил его уведомить собрание о своем бракосочетании с графиней Ниной Понимирской, на каковой обряд, связанный с обильным потреблением алкогольных напитков, имеет удовольствие просить всех присутствующих.

Приглашение было встречено шумными возгласами: посыпались шутливые пожелания, вопросы; известие ни для кого не было неожиданностью.

После банкета состоялся раут, на который приехало еще несколько десятков гостей.

Темой всех разговоров была отставка председателя Дызмы и те последствия, какие она могла повлечь за собой. Обращал на себя внимание крайне тревожный факт резкого падения облигаций хлебного банка на бирже. Оптимисты утверждали, что это проявление нервозности, вызванной отставкой Дызмы, и что облигации опять поднимутся в цене, но пессимисты выражали опасение, что дело может дойти до краха. Когда по этому вопросу обратились к Дызме, тот пожал плечами:

— Правительство сделало так, как хотело. Что из этого выйдет — не знаю.

Разумеется, слова эти истолковали как предсказание кризиса. Поскольку за последние месяцы к этому добавился ряд новых обострений и экономических неудач, то кабинету не сулили долгого существования. В такой обстановке особа председателя Дызмы, прославленного организатора, человека сильной воли, уходящего от общественной жизни ввиду разногласий во взглядах, приковывала к себе всеобщее внимание.

Когда один из репортеров попробовал выпытать у Дызмы, не согласится ли тот в случае падения кабинета занять один из министерских постов в новом правительстве, Дызма ответил решительно:

— Нет. Я еду в деревню и принимаюсь за хозяйство.

Этот ответ тотчас облетел салоны, но никто тем не менее Дызме не поверил.

Двадцать две кареты, сто с лишним автомобилей. Толпа запрудила площадь перед костелом и соседние улицы. Трамваи остановились. Две цепи полицейских сдерживали натиск зевак. С паперти костела красный ковер спускался на мостовую. У входа полицейские проверяли пригласительные билеты. Через открытые двери видно было внутреннее убранство костела, сияющего множеством ламп, утопающего в цветах.

Стоило автомобилю или карете остановиться у красного ковра, как в толпе тотчас узнавали прибывших. Гул пробегал по рядам:

— Князь Ростоцкий… Итальянский посол… Министр Яшунский…