Олег Синельник - Мандрапапупа, или Тропами падших комет. Криптоапокриф северо-украинской традиции Непонятного

Доподлинно известно, что с 60-х годов Гога был близко знаком со многими из когорты властителей дум своего поколения. Он регулярно навещал этих людей в Москве, Ленинграде, Киеве, Одессе, вёл с ними переписку, созванивался. Иногда они приезжали к нему в Чернигов. Но такие визиты Стожар почему-то никогда не афишировал. Когда один из его близких друзей, журналист Максим Борисыч однажды попытался узнать больше положенного, Григорий его попросту отбрил:

– Кого видел, меня что ли? С кем, говоришь?.. А-а… Кроме тебя кто ещё видел?.. Понятно… Ну, были и уехали… Чего приезжали? А чёрт их знает, этих москвичей…

Так в чём же заключалась его загадка?

Он был одним из столпов черниговской богемы. Родился в один день с Леонардо да Винчи, но с разницей в 500 лет. Неудержимый, могучий, бескомпромиссный, остроумный, саркастичный, грубый, гордый и в то же время – добрый, ранимый, сентиментальный, отзывчивый, заботливый, щедрый, искренний.

Его одноклассники рассказывали мне, что уже со школьных лет Гриша не боялся отстаивать право на свободу проявления своей бурной натуры. Впоследствии он демонстративно реализовывал это право, дерзко ведя себя на допросах в КГБ, куда его неоднократно вызывали (а, случалось, доставляли насильно) то в связи с его резкими высказываниями в адрес кремлёвских властителей, то за участие в прогремевшей на весь мир «Бульдозерной выставке», то из-за неофициальных экспозиций его работ, устраиваемых в Москве сотрудниками зарубежных посольств – капиталисты, кстати сказать, чуть ли не оптом брали у Стожара сотни листов его шикарной графики. У провинциальных канцелярских крыс была также масса претензий по поводу его контактов с различными столичными знаменитостями: от опальных художников и подозрительных мистиков до диссидентов и представителей дипкорпуса…

Однако, по мере погружения в тему и обнаружения новых загадок возникает всё больше вопросов, на многие из которых нет ответов.

Например, почему мало кому известный в московской художественной тусовке Стожар дружил как с официально признанными всесоюзными величинами, вроде Шпаликова и Шукшина, так и с грандами советского арт-подполья? С какой целью они приезжали к нему в Чернигов? И для чего он ездил к ним в белокаменную и северную столицы? Почему он скрывал факты таких визитов даже от самых близких своих друзей?

А ведь во время таких визитов, да и после них, случались любопытные переплетения судьбоносных параллелей…

60-е годы прошлого века. Молодой художник, любимец богемы и лихой гуляка Гога Стожар отправляется в Москву, проведать своего приятеля – поэта Боба Банника, который учится в Литературном институте им. Горького. Банник уже стал притчей во языцех благодаря своему творению, написанному в апреле 65-го по просьбе классика советской поэзии Александра Твардовского, на литинститутском семинаре которого оно было единственный раз публично зачитано. Впрочем, даже посвящение 30-летию Победы не спасло сей опус от забвения на целых полвека…

При встрече Боб обещает познакомить Гогу с Васей Шукшиным.

Приехали – Васи дома нет. Пошли слоняться по улицам и вдруг встречают печального Булата Окуджаву. Тут же, во дворе, устраивают импровизированный футбольный матч. Вместо мяча – пустая консервная банка.

Окуджава повеселел, достал из кармана маленький блокнотик, огрызок карандаша, присел на поломанный ящик и сочинил песню «Божественная суббота», которую он вскоре посвятит Зиновию Гердту.

А потом Окуджава предлагает взять бутылку и поехать в гости к Гене Шпаликову, автору песни «Я шагаю по Москве».

Шпаликова дома нет. Боб предлагает ехать к художнику Илье Глазунову, недавно вернувшемуся из Италии. Со слов Банника известно, что во время той встречи Глазунов со Стожаром побеседовал с глазу на глаз, на прощание вручил некие артефакты, а впоследствии несколько раз приезжал в Чернигов.

Выходя от Ильи, друзья натыкаются на Гену Шпаликова. Он явно не в себе и говорит, что пришёл убивать Глазунова, а в доказательство показывает орудие будущего убийства и декламирует только что сочинённый стишок: «Взяв ножик у сапожника, иду я по Тверской – известного художника зарезать в мастерской». У Шпаликова отбирают сапожный резак, уволакивают подальше от глазуновских апартаментов, запихивают в такси, и компания едет в ресторан «Арагви». По пути Гена сбивчиво повествует о том, что виной всему безумная ревность, что он смертельно влюблён в Илюхину музу – актрису Лариску Кадочникову.

В ресторане – новая неожиданность. В дверях Боб сталкивается с Сашей Вампиловым, приятелем по Литинституту и коллегой по иркутской газете «Советская молодёжь».

Через несколько месяцев Саша приезжает в гости к своим черниговским товарищам и, с лёгкой руки гостеприимных Гоги и Боба, попадает в водоворот мощного загула. Выживший и обогащённый новыми впечатлениями, он возвращается домой и по мотивам черниговских приключений пишет одну из лучших своих пьес – «Старший сын». Впоследствии эта пьеса с триумфом пройдёт по театральным сценам страны и будет экранизирована.

Вскоре на киноэкранах мелькнёт и Боб Банник, снявшись в фильме Васи Шукшина «Странные люди»…

Тем не менее, вопросы остаются. Почему вышеупомянутые гранды помогали Гоге войти в круг людей, близких к иностранному дипкорпусу, сводили с культуратташе различных зарубежных посольств в Москве? Каким образом ему удавалось то, что не получалось у многих мэтров – устраивать свои полуофициальные выставки в этих посольствах?