Наталия Ильина - Нечто о некондиции

Каков же процент негодных деталей? Этого выяснить мне не удалось, и вот почему.

Приборов для входного контроля нет, остается положиться на ОТК заводов. То, что положиться на ОТК нельзя, иногда выясняется сразу. А иногда – не сразу.

Ряд деталей (резьбовые пальцы, к примеру, или шкворни) срабатываются раньше назначенного им срока, а сработавшись, ломаются. И шофер (если он остался жив) часто и понятия не имеет, кто тут виноват. И жалоб не пишет, и учет этих случаев не ведется.

"Обычно, если брак невелик, мы сами перебираем деталь", – говорят на станциях. Фиксируются лишь случаи, когда детали присланы в таком виде, что никакие умельцы ничего поделать не могут. Вот, к примеру, станция № 5 вернула автомобильному заводу имени Ленинского комсомола одиннадцать коробок передач. Восемь коробок завод заменил, заметив, однако, что они были весьма недурны: "У них просто затрудненное включение, а через 10 – 15 километров все бы наладилось".

Любопытно знать, кто именно должен был проделать этот цирковой номер – ездить на машине с плохо включающимися передачами? И как отнеслась бы милиция к появлению такой машины на оживленных улицах столицы?

Или еще случай... Когда число негодных испарителей к холодильникам достигло 70 штук, Мосремэлектросбытприбор под рыдания и крики владельцев неработающих холодильников отправил испарители заводам. Но заводы заняли твердую позицию и все 70 испарителей привезли обратно. А минский завод свою порцию в 28 испарителей вернул не молча, а сопроводив бракованные детали гордым письмом. Там указывалось, что завод "никогда не давал срока гарантий на запасные части".

Итак, заводы-изготовители хотят – заменят, не хотят – не заменят, и чаще не хотят, чем хотят. К этому надо добавить, что возврат запасных частей заводам-изготовителям следует сопроводить огромным количеством бумажек: акт, заказ-наряд на рекламацию, заявление клиента, счет, еще что-то и еще что-то. По этим причинам как ремонтные мастерские, так и станции обслуживания только в минуты крайнего отчаяния делают попытки вернуть заводам их бракованные детали. А так как ведется учет лишь этим крайним случаям, то будет понятно, почему мне не удалось установить процент некондиции, поставляемой заводами.

Если бракованную деталь можно привести в годность своими силами, то так и поступают. Работа делается за счет времени ожидающего клиента и за счет его кармана, ибо в новый холодильник ставят реставрированную деталь. "Это, – сообщили мне, – вызывает много нареканий со стороны заказчиков".

Итак, клиенты слабо протестуют. Я говорю "слабо", ибо чем они могут свои протесты подкрепить? Давления на ремонтную мастерскую (или автостанцию) клиент оказать не может. А те в свою очередь так же бесправны в отношениях с заводами-изготовителями.

Очень ярко отразились эти отношения в письме, которое Мосремэлектрообытприбор адресовал Юрюзанскому мехзаводу. Тот выпустил дефектный холодильник, его продали очереднику, затем пять раз меняли холодильный агрегат и изоляцию. Пять замен не помогли, течь в холодильнике продолжалась, и вот пишется письмо: "Вторично убедительно просим дать разрешение на выдачу акта на замену холодильника..." Обратите внимание на слово "вторично". На первое письмо, значит, завод гордо не ответил. Знаменательны и слова "убедительно просим". Но всего знаменательнее аргументация. Ссылаться следовало бы лишь на одно – на вину завода перед покупателем. Но ссылаются на другое: "...замену холодильника как инвалиду первой группы (слепой)".

Был бы, значит, покупатель зрячий, пусть мучился бы с бракованным холодильником. А тут слепой. И взывают к жалости: смилуйтесь! Будьте настолько великодушны! Подайте Христа ради!

Но если холодильник сменят, можно ли считать это подаянием? Когда просят подаяние, тоже бьют на жалость, но тут сходство кончается. Тут так: одна сторона деньги дала, другая – деньги взяла. А вот даст ли она что-нибудь за эти деньги – неизвестно. Может дать, а может не дать. Это не деловые отношения. Но и не отношения просителей с благодетелями. Это особые, малоисследованные отношения. Среди категорий новейшей экономической науки им как будто еще не придумано название.

...Какой смысл продолжать? Я не выяснила ни процента поставляемой некондиции, ни того, кто в этом виноват.

Проще всего обвинить ОТК завода: зачем мало бракуют? Но поставьте себя на место работников ОТК. Если они повысят требовательность, увеличится процент брака, а это влечет за собой неприятности. Если же кидать в фонд кондиции некондиционные детали, то неприятностей не будет. Запчасти – товар дефицитный, и ремонтные мастерские предпочтут взять бракованную деталь, чем совсем ничего не получить. А дефицит все растет. Ибо плохих, быстро выходящих из строя вещей требуется во много раз больше, чем прочных. В Мосавтотехобслуживании сказали: "Дефекты качества для нас не главная проблема, главная – количество". Значит, что им ни дай – возьмут, куда деваться? Поэтому и можно выдавать за кондицию некондицию. Работать на деле с браком, а на бумаге без брака. По существу с браком, по форме без брака. Конкретно с браком, абстрактно без брака.

Доведенные до отчаяния ремонтные мастерские написали недавно письмо в инстанции, умоляя их обязать заводы установить гарантийные сроки на запасные части, так как "отсутствие гарантий снимает с завода-изготовителя всякую ответственность за качество".

Можно обязать. Можно приказать. Можно постановить. А можно еще к совести обратиться. Все это можно. Но вот Адам Смит, который был знаком Онегину ("Бранил Гомера, Феокрита, зато читал Адама Смита..."), утверждал примерно следующее: если вы хотите каждый день обедать, не обращайтесь к чувствам пивовара, мясника и булочника, а обращайтесь к их интересам.

Вот если бы заводам было интересно, было выгодно выпускать запасные части, их стало бы много, и тогда можно было бы выбирать, бракованные не брать, и бракованные лежали бы – этим бы достигалось обратное действие торговли на производство. И пошла бы музыка не та.

Но этого пока нет. А раз нет, то на что может рассчитывать потребитель? Чего ждать? На что уповать? Только на судьбу. На счастье. На везение.

И мне вспомнился дядя Гоша, и захотелось его повидать.

День выдался теплый, серенький. Дядя Гоша курил у двери кладовой, присев на деталь, видимо бракованную. Кажется, это был коленчатый вал. Я села рядом и тоже закурила. Вокруг кипела жизнь станции. Рабочие варили, паяли, стучали молотками, доводя до кондиции заводскую некондицию. В ворота въезжали машины, кого-то притащили на тросе, бегали клиенты, хватая за рукав то проходившего директора, то мастера, о чем-то их страстно умоляя.