Евгений Вермут - Тихая радость в объятиях зрелых лет… Психологические истории и фантазии в ироничной форме в прозе и стихах

Но вот зачесался нос. За ним – ухо, спина, нога… Кольнуло в пятке. Верный признак того, что организм устал и напоследок отчаянно подаёт знаки – мол, хватит теребить мысли. Оставь их в покое. Потом разберёшься.

Начинается фаза предсонного состояния. Перед глазами появляются неведомые образы, тело обволакивает приятная дремота, глаза слипаются…

Ну, наконец-то… засып…

Два дня до весны. На улице дождь. Зима как бы уничтожает следы своей деятельности, усиленно избавляясь от снега. Мол, не было меня. Не докажете. Докажем. Грязной обувью в декабрьско-январскую слякоть, ушибами во время гололеда. Мы все помним. Новый Год без снега. Катки без льда. Серое свинцовое небо, убивающее любое хорошее настроение. Правда, запомним и хорошее. Например, эти мокрые дни, приближающие тепло. Снег тает с огромной скоростью. Если бы он так же падал… Удивительно, как же сильно на наше настроение влияет погода. Хмурое небо, хмурый начальник и его резолюция: «Отказать», «Уволить» и т. д. Можно было бы разрешить, оставить, простить, но настроения нет. У него погано на душе. Почему должно быть хорошо подчиненному?

Есть настроение творить, есть – разрушать. Даже чертово вдохновение зависимо от проблеска солнца. Ведь это, словно надежда на лучшее завтра. Почему мы все еще так связаны с природой несмотря на то, что всеми силами стараемся от нее отдалиться? – Ааа! У вас тут нетронутый лес! Ща, мы тут все облагородим. И вырастают в лесу через несколько лет новые дома, магазины, фабрика. Еще через некоторое время лес, окаймляющий новый микрорайон, превращается в подобие свалки. Только что новоселы радовались зелени вокруг, белкам, уже привыкающим к подачкам из руки, но вдруг все куда-то исчезает. Вместо белок и лесных птиц на деревьях сидят стаи ворон. Их громкое карканье слышится весь день. Скоро накаркают…

Одни заставляют себя есть, другие заставляют себя не есть, третьи без комплексов, а потому трескают все подряд. И те, и другие, и третьи правы. Точка зрения человека на количество, качество и пользу принимаемой пищи строго пропорциональна здоровью его желудка и организма в целом. Человек думает, что сам определяет, чем ему питаться. Нет. Это организм заставляет поглощать то, что, по его мнению, полезно и питательно. Правда, в рацион вмешивается мозг, который, как известно, большой любитель удовольствий, не совместимых с пользой для организма. Только многократно пресытившись и поняв, наконец, всю ошибочность своего внутреннего мировоззрения, мозг сдается и позволяет себе прислушаться к чаяниям желудка, почек, печени и остальным внутриутробным вассалам.

«Я мыслю, следовательно, я существую.» – сказал один великий философ.

«Смотря, о чем ты мыслишь, ведь можно существовать, а можно жить, причем, долго.» – ответил бы ему другой философ, если бы в тот момент находился рядом.

На дереве сидела сорока. Потом поднялась и полетела куда-то мимо меня. И вдруг мне стало смешно. Я вспомнил, как в далеком детстве я махал руками, безуспешно пытаясь взлететь…

– Пап, а ты мне крылья купишь?

– Куплю, сынок. – обещал отец, усмехаясь.

– Ну, когда же?..

Так повторялось не раз, пока я не подрос, и постепенно перестал напоминать ему о своем странном фантастическом желании. Правда, в те годы для меня оно не было фантастическим. Едва научившись читать, я с головой окунулся в сказочный мир. До этого сказки мне читала мама. Они стали частью моего характера и моих мечтаний. Я был наивен до предела. Я не считал сказки правдой, но справедливо полагал, что все волшебные вещи, типа ковра-самолета, сапогов-скороходов, волшебной палочки и т.д., можно купить в магазине. Только они были очень дорогие, поэтому отец их не мог купить. Это был очень маленький период в моей жизни. Мы очень скоро начинаем понимать, что никакого волшебства на свете не бывает, зато есть удивительные книжки, которые заставляют нас верить в необыкновенные чудеса.

У меня до сих пор хранится толстый сборник «Белорусские народные сказки», изрядно потрепанный. Тот самый, который мне читала мама, когда сам я еще не знал ни одной буквы. «Легкий хлеб», «Покатигорошек», «Ох и золотая табакерка»… Много разных, смешных и героических… Сегодня я нисколько не жалею, о том, что был таким доверчивым и наивным ребенком. Благодаря, наверное, именно этой книжке, я научился мечтать. Эта способность осталась со мной на всю жизнь.

Луна остывает и, теряя силы, постепенно скатывается вниз по небосклону. Ее провожает взглядом самодовольное солнце, толстое и горячее, только что вернувшееся с экватора.

А там на земле вовсю кипит жизнь: выпадают осадки, зубы и счастливые билеты. Кто-то строит солдат, семью, дом, а кто-то тюрьму для того, кто строит дом. Тут уже дело вкуса. Дому все равно, кто его строит, лишь бы не разрушали.

Огромные лужи в виде морей и океанов пожирают корабли и прочий планктон, самоуверенно пытающийся перебраться на противоположный берег, задрав юбки и закатав до колен штаны.

Пить меньше надо!

Мы жили еще в старом восьмиквартирном бараке. Мне тогда было года три-четыре. Только что меня искупали, как всегда, в большом тазу. Наверное, мама купала (а кто еще). Обтерли и оставили, чтобы сходить за одеждой. В натопленной кухне было жарко. Не знаю, что на меня нашло, но я пробрался в коридор, открыл входную дверь и выбежал на улицу. Помню, голый, в чем мать родила, спускался по высоким деревянным ступенькам подъезда. Была зима. День выдался не очень морозным, но солнечным. По снегу, босиком, что-то на ходу радостно визжа, я пробежал весь двор в сторону карусели, но добраться до нее не успел. Меня подхватил на руки отец, на ходу завернул в одеяло и понес в дом…

Когда я уже стал взрослым, мать в каком-то разговоре обмолвилась, что в детстве я переболел воспалением легких. Она не уточняла, в каком возрасте, но я тут же вспомнил тот случай. Мать очень удивилась: – Откуда ты можешь помнить? Ты совсем малой был…! Но я и вправду помнил. Почему-то именно те несколько грязных и скользких ступенек до сих пор стоят перед глазами.

Это мое, пожалуй, самое первое воспоминание о детстве. После этого моя память возвращается в те годы очень маленькими отрывочными фрагментами. Дома, в садике, на улице… Живая белка с выбитым глазом, которую брат притащил из какого-то леса, где сам же и сбил эту белку из рогатки. Брат уже был большой, на шесть лет старше. Первые коньки-снегурки с загнутыми носами, как на старинных рисунках… Девочка, моя подружка в детском саду. Злая воспитательница… Очень маленькие отрывки, но их много и по ним я постепенно складываю начало своей жизни.