Валентина Горак - Северное сияние

Мурка появилась на судне в день отплытия.

Уже с утра Лика заподозрила что-то неладное. И прежде всего задорная парочка, Серёга и Мишка, стала вести себя как-то неадекватно: непонятное шушуканье по углам, взрывы нервического хохота, в глазах нездоровый блеск и румянец на щеках. В общем, гормональный всплеск налицо.

– Петя, что с рулевыми? – улучив удобный момент, поинтересовалась Лика.

– Матроску прислали, – прояснил ситуацию бывалый Петр.

– Что-о-о?

– Матроска моет жилые помещения корабля. До сих пор мыли рулевые. Типа совмещёнки. Но с пацанов какой порядок. Вот капитан и психанул, решил, пусть и не сначала навигации, но всё-таки, чтобы матроска была. Теперь она будет мыть, в общем, отвечать за чистоту в жилых помещениях.

– Почему «матроска», а не матрос?

– А почему ты «повариха», а не повар? – Пётр ни с того, ни с сего подошёл к ней (они были на камбузе), притянул за плечи и сладко поцеловал в губы, а потом загадочно добавил: – Будете дружить, если получится… вы же две «бабы» на корабле.

Лика была шокирована: они же договорились с Петей, что вне каюты никаких проявлений нежных чувств, чтобы не травмировать д у ши и не рвать сердечные мышцы «беспарных» членов экипажа. Но, махнув на Петю полотенцем, спросила всё-таки:

– Петя, а при чём здесь «Мурка»?

– Да её настоящее имя Мария, Маня Крайцман одним словом. Отсюда кликуха Маруся Климова, то есть Мурка, в конечном итоге.

– Не многовато для одной? – ещё раз пожала плечами Лика, сама вдруг напряглась и стала ждать прихода второй «бабы» на корабль.

С появлением Мурки на судне все словно бы с ума по сходили. Даже Пётр лип к Лике больше обычного и не только в каюте. Вокруг же Мани, темноволосой, с путаной копной вьющихся ниже плеч волос, с оливкового цвета, печальными глазами-глазищами, водил хороводы весь рядовой состав.

Серёга с Мишкой, так те из кожи лезли, лишь бы обратить внимание матроски на себя. Не отставал и Эдик Травкин, практикант-электромеханик с Ростовского речного училища, не понятно с какого перепугу, заброшенного на Лену проходить практику на судах именно этой речной системы.

В те годы на Лену откуда только не присылали. Делалось это не без задней мысли: вдруг, приехав на одну навигацию, останутся надолго, или даже навсегда. Север надо было заселять и осваивать.

Так порой и происходило, но не в случае с Эдиком. Тот трещал о Черном море без умолку, уверял, что он тут случайно, что он и речником становиться не собирается, а только моряком, относился ко всему, что видел в Сибири презрительно-высокомерно, скучал и считал дни до возвращения домой в Ростов. Его сразу же прозвали Черноморик. На Маньку-Мурку он тоже запал, был уверен, что и она выберет именно его, чернобрового, чубатого казачк а , и советовал Серёге с Мишкой не париться: Мурка будет его, а чья же ещё?

Лика наблюдала всю эту вакханалию как бы со стороны. Она чувствовала себя, в окружении этих наивных малолеток, взрослой, умудрённой жизнью женщиной. Вместе с ней позицию наблюдателей заняли и остальные члены экипажа.

Например, Сашка, третий рулевой: старый, лет двадцати шести, страшный – по левой щеке глубокий рубец от ножевого удара – когда улыбался, прямая белая полоса принимала зигзагообразный вид и становилась похожей на молнию, опытный, заматерелый. У него шансов не было, и он не суетился. Его интересы, простые и давно знакомые, ждали его в портах.

Капитан корабля, Владимир Иванович Козырев, добродушный, видевший в жизни почти всё, только похмыкивал себе. Его поезд давно пришёл на станцию семья, спокойствие и умеренность, но по созерцать на молодые страсти он себе ещё не отказывал.

Ровно дышал и механик, Дмитрий Николаевич Бузука. Впрочем, последний, известный на всё Ленское пароходство бабник, был как бы и не прочь, была бы Маня «почище». Для него, вальяжного, лощёного, всегда в отутюженной форме, даром, что механик, сходящего под фанфары на берег в любом Ленском порту, было как-то мелковато выказывать симпатии соплячке, с жутким маникюром и лубочным макияжем. Нет, он любил девок покруче, к тому же предпочитал блондинок. Но… честно, если бы рыбка сама поплыла в его сторону, он бы призадумался. Но рыбка поплыла совсем в другом направлении, она поплыла против течения. Но об этом чуть позже.

Закончили погрузку и судно, прошедшее текущий ремонт и рокировку

экипажа, вышло в рейс. Пункт назначения груза – северный городок Мама, что на притоке Лены, Витиме.

– Мама? Что это за «мама» такая? – рассмеялась от неожиданности Лика, когда Пётр сообщил ей об этом.

– Не «мама», а название реки и, между прочим посёлка. «Мома» вообще-то, типа лесная река, по-местному, ну, в общем, по-ихнему. Ну, а русские на Маму переделали. – дал пространные разъяснения Пётр. И «весёлые» приключения на великой реке Лена для Лики начались.

Капитан корабля, Владимир Иванович Козырев дело своё знал, благодаря чему экипаж, с самого начала навигации, твёрдо знал своё место и свои обязанности на судне, тем более, что расписание вахт висело в рубке, а расписание завтраков, обедов и ужинов – в кают-компании.

Иваныч, как величали капитана члены экипажа, быстро понял, что с людьми в этом году ему повезло. Двое рулевых, Серёга Маркин и Мишка Резник, последний – сын его однокашника Геннадия Павловича Резника, были прошлогодние. Генка Резник сам ходил капитаном, но принципиально не брал сына с собой, чтобы тот не вырос «папенькиным» сыночком. Но совсем отпустить кровиночку в свободное плавание ещё не решался. Вот и поручил его другу.

Четвёртую навигацию ходил с Иванычем и старпом Коля Корольков. Что же касается механика, Дмитрия Николаевича Бузука, однокурсника по Якутскому речному училищу и другу юности, встретились они в прошлом году, под осень, и сразу поняли, что работать должны вместе.

Виной тому были поначалу чисто меркантильные интересы Иваныча. Любил человек Ленскую элитную рыбку, типа нельмочки, да осетриночки, да и сахатинку уважал, сам был не промах, а теперь вот и Бузука.

Он то мужик крученый, круче закручен только свинячий хвост – как злословили про него недоброжелатели и завистники. Без мяса, рыбы, оленьих шкур и модных в то время рогов, коими были украшены стены почти всех северных домов, не возвращался. Заиметь себе такого механика, было, как в лотерею выиграть.

Но вопрос встал ребром: Иваныч дорожил возобновившейся дружбой со старым приятелем, но и с Колей расставаться не собирался. Хороший старпом, безотказный трудяга. При нём можно почти не париться по поводу дисциплины и порядка на судне. Решили раздербанить должность третьего, а второго прислали по распределению с Новосибирска. И это был, конечно, Пётр Вербин.