Марита Мовина-Майорова - Поговорим? О том… о сём… – 1

Конечно, всё это я описываю медленно, как будто так медленно всё и происходило. А на самом деле – секунды!

Смогла я дверцу открыть и вывалилась на берег, а машина с моим Васей и мужиками как катилась к проруби, так и покатилась!

Я глаза закрыла…

…Слышу, крики ко мне приближаются. Глаза открыла, а увидать от пелены в глазах ничего не могу, только силуэты размытые, бликами тёмными мерцают. И голос:

– Любочка, Любочка, всё в порядке.

И руки, с земли меня поднимающие.

– Любочка, всё в порядке. Ничего страшного не случилось. Живы мы все.

И только тут зрение ко мне вернулось. Смотрю, а Вася мой рядышком стоит и меня обнимает, а мужички – Иваныч, Сашка и брат его Толян – бледнющие, как из могилы вынутые! Но смеются, гады! Вот сволочи! А меня ноги не держат. Вот что значит, не женское это дело в мужские компании лезть!

Вокруг я глазами обвела, а машины-то нашей нигде не видно.

– Вася, а машина?..

– Машина?.. Да чёрт с ней, с машиной – вон под лёд уходит.

Я как глянула, так и обомлела вся! Машинка наша любимая, Тойоточка старенькая – только багажник из полыньи торчит! И только я багажник взглядом зацепить успела, а он – нырк – и нет его. Полынья, точно так и родилась ровненькая – плещется себе.

– Вася-я-я!

– Ну что – Вася. Завтра пригоню трактор, и вытянем её.

– Да при чём тут она!!! Живы-то как остались? Господи!

И тут меня замутило, а потом, сразу же – злость такая налетела!

– Говорила же я! Говорила! Придурок несчастный! Зачем поехали?! Я же говорила…

Слезам моим не было конца. А мужики и Вася мой только молча стояли передо мной и пыхтели, пряча глаза…

Вот такая история. Но это не конец её, а начало, и это будет то самое главное, о чём я и хотела рассказать, а именно: «Вот были мужики!»

***

На следующий день Вася мой к полынье трактор погнал – хорошо не так далеко, как я раньше уже сказала, было ехать. Но ничего с трактором не получилось – слишком глубоко села машинка-то наша под лёд. Пришлось ему идти кран в ПМК просить. Но дали, дали – ничего нельзя плохого сказать. Да и как не дать? Не по пьяному же делу всё случилось! Все знали, что Вася мой непьющий, за руль, даже с рыбалки едет – только трезвым сядет. Потому и мужики любили с ним ездить – сам не пьёт, а они – сколько хочешь себе! А он потом их по домам развозит.

Все спецы, правда, на ПМК (передвижная механизированная колонна), Васе сказали, что, мол, можешь уже больше, Михалыч, не беспокоиться о Тойоте своей – как вытащишь, так сразу на свалку вези. Мало того, что старенькая уже (лет десять к тому моменту уже пробег у неё был – из Японии, правда, только три года как пригнали), так после такого ледяного душа и пребывания больше суток под водой, только на запчасти продавать её можно будет, да и за запчасти лишь мизерную цену взять получится, потому как старые уже, а теперь и поржавевшие станут к тому же.

Но муж слушать никого не стал. Вот упрямый он был! А может – упорный. Кто его знает, где упрямство у русского мужика в упорство переходит?

Настоял он, значит, дали ему на ПМК кран, и поехал он с мужичками из плена водяного-ледяного красавицу нашу белоснежную вызволять. Думали все, и я в том числе – бывшую красавицу.

Уж не знаю, сразу ли вытащили, или помучились. Вася мой, после того как не послушался меня и машину в полынье угробил, старался меньше меня волновать и обо всём, что связано с той поездкой и, конечно, машиной – не распространялся.

А почему? Потому что Тойоту ту я ему на сорокалетие, можно сказать, подарила.

…Девяностые. Лихие. Теперь одного из этих слов достаточно, чтобы русский человек понял, о чём речь.

И как раз незадолго до этого приехали мы с Васей в Приморье. Вася мой всю жизнь мечтал в деревне жить, хозяйство держать. Уговорил он меня – поехали. Сын в столичном городе остался. В институт поступил и с бабушкой, мамой моей, остался жить. И мне спокойнее: маме – помощь, а за сыном – пригляд… Знала бы я тогда, что всё там у них не так будет. …Длинная это и… печальная история. Да ладно. Чего уж теперь… Дело прошлое…

Стали мы с Васей хозяйством обзаводиться. Корову купили, поросят парочку за полцены – чуть живых, выходили, курочек, уточек. Огород я завела. Ничего этого раньше ни я, ни Вася не имели в жизни и не знали поначалу, как с этим всем управляться. Но потихоньку стало получаться. Доить корову и я, и Вася научились. В общем – оказалось, что хозяйство держать дело нехитрое. Главное, трудиться, рук не покладая, и кормами вовремя запастись. А в Приморье тогда сою повсеместно выращивали (может, и теперь – не знаю), и потому с кормами трудностей не возникало.

Ну, вот. И здесь девяностые пришли. В магазинах – шаром покати. Хорошо, что хозяйство своё. Но тоже – не долго оно помогало. Корма подорожали, посевной картофель стало не купить. Электричество отключать начали. И пошло-поехало.

И тогда решили мы, что надо мужу делом каким-то прибыльным заняться. У него, как обычно, по советским временам, права были с училища. И посоветовавшись, порешили мы, что продадим, к шуту гороховому, всё хозяйство, я работать в заготконтору пойду, а он – водилой частным по Уссурийску сделается.

Хочу ещё сказать, что муж мой, Василий, с полным умопомрачением с самой свадьбы нашей о машине мечтал. В стране тогда это самое заветное и невыполнимое для большинства мужчин желание было. И вот когда в Приморье приехали мы, сразу по уценке мотоцикл ему с коляской купили. Очень выручил он нас, тот мотоцикл «Урал». Особенно, когда за хозяйство взялись. Но теперь, когда с хозяйством решили проститься, и с «Уралом» нашим начали прощаться, поскольку выяснил Вася, что за Тойоту, даже с большим пробегом, всего нашего хозяйства не хватит. Хватит, если только «Урал» продать.

А что делать? Выбор разве был? …Хотя, выбор, наверно, всегда есть… Мы решили рискнуть. Короче, продали всё и Тойоту купили. Красавица! Изящная, белоснежная, просторная внутри. И пошёл Василий мой «бомбить» в Уссурийск. Я тоже на работу устроилась. Но основной статьёй дохода был всё-таки извоз. «Тойота-кормилица». Так мы её и звали. Супруг только что пылинки с неё не сдувал! Особенно первое время – разве только что в гараже с ней не спал! Я смеялась потихоньку и не препятствовала ему ребячиться. А что? Пообещала же я ему когда-то, в начале жизни нашей супружеской, что к сорокалетию машину ему куплю, и купила. А как же? Если бы не было моего согласия все деньги в неё вложить, разве же бы он её купил? Да и почему же такому хорошему, заботливому и работящему мужу, каким был мой Вася, такой подарок заслуженный не сделать? Вот и сделала. И радовалась на его радость, глядя.

А тут такое! Утопил! И без возможности отремонтировать…

Но я не злилась на него. Как говорится – «деньги – дело наживное». Главное, чтобы мир и лад в доме были. Ни матери, ни сыну этого ничего мы не сообщили. Пусть своими заботами живут, нечего наши ещё на голову брать. И потому, как посылали мы денюшку матери к её пенсии и сыну – к его стипендии, так посылать и продолжили.