Елена Голуб - Где наша не пропадала! Истории веселые и не очень

Лиза подала Тане рецепт и открыла дверь, намекая, что прием окончен.

«Один из самых красочных карнавалов мира – карнавал в Ницце неизменно собирает миллионы туристов со всего света, превращая столицу Лазурного Берега в один сплошной праздник, в ещё большую, чем обычно, атмосферу веселья и беззаботности», – вещала диктор из телевизора в фойе поликлиники.

Таня вышла на улицу и поспешила в маркет за энергией фотонов. Ощутив в руках заветный блок спичек, ее душа зажглась, предвкушая теплую встречу с Жаном.

Ах, только бы он ее еще ждал. Ей так не хватало ласковых слов, даже если это было всего лишь одно «мур», увеличенное до размеров мурчания. Ей так не хватало заботы и понимания с полувзмаха ресничек. Только бы спички помогли преодолеть тысячи километров, равных одному мигу действия портала. Только бы… Тут она запнулась.

Банальщина! А что же она наденет на карнавал?

Мир снова слышал ее и открывал свои двери. Витрина магазина напротив манила элегантными дамскими платьями, кружащимися под звуки розового вальса любви Евгения Доги. Белое, атласное, длинное. Словно невеста. А цена-то, мамочки, пол-зарплаты. Берууу!

– Там, там, тарам, ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля. Там, там, тарам…, – ну и что, что возраст. Таня знала, жизнь за пятьдесят существует! Такая же счастливая и радостная, как и раньше. Но даже более свободная в выборе, чем когда-то в молодости. Ведь это же ее Жизнь! – Ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля.

Пакет с платьем развевался в руке, подгоняемый порывами легкого ветерка. Мечты рисовались картинками бала. Вот Таня порхает бабочкой в крепких руках Жана. Андрей смотрит на нее, такую красивую и задорную, и кусает локти. Сын удивленно открывает рот, так и забыв закрыть.

– Мадам!? Рады приветствовать, вы так восхитительно танцуете. Все буквально не сводят с вас глаз. Как вам бал? – изумленно восхищается парочка французов и завороженно впивается глазами в Таню. Ах, мечты, мечты!

Жизнь прекрасна в любом возрасте!

Жизнь прекрасна! Жизнь, она такая… такая… такая непредсказуемая. Пакет с платьем застревает в дверях лифта. Дорогущая невесомость не оказывает на лифт совершенно никакого вау-эффекта. Лифту все равно. Старому уставшему лифту в принципе пофиг. Плевать он хотел на Таню и ее пальцы, нервно прыгающие по кнопкам. Он просто делает свою работу. Еще как-то делает. Скажите спасибо. И какое ему дело до пакета, платья и бала, вместе взятых. Атласная белая тряпочка, разрываясь между этажами, трещит от возмущения. Таня рыдает от боли. В руках блок спичек.

– Нееет! – кричит Таня. – Я так просто не сдамся! Это же моя жизнь! – и отчаянно бросается на свою кухню.

Оказавшись дома у желтой стены, она чиркает энергией фотона и погружается в полную темноту. Темнота затягивается по времени. Она долгая и пугающая. Где я?

Как обычно говорят, самая темная ночь перед рассветом. Стоит принять обстоятельства жизни, и тут же забрезжит рассвет, растворяя в едва-едва рожденных лучах надежды, мрачные человеческие мысли. Смирение и принятие, как инструменты работы для души, всегда готовы прийти на помощь, однако не все прибегают к их добрым услугам.

Тане было не до философии, но интуитивно она вздохнула глубоко три раза, расслабилась на несколько секунд, и тут же обнаружила в полной темноте робкий луч света. Приблизившись глазом к нему, быстрый ум дорисовал происходящее и тут же принял решение выйти наружу.

Снаружи сидел Жан. На груди и на спине, скрепленные тесьмой, два транспаранта что-то гласили на французском. Что, Таня не знала, но догадалась, что это забастовка. А вернее одиночный пикет. Так как больше никаких забастовщиков, кроме него, она не наблюдала. И палатка, в которой она очутилась – знак долгого и настырного протеста.

Небритый, с трехдневной щетиной, он выглядел очень уставшим. Почувствовав на себе взгляд, он повернул голову и увидел ее. Усталость испарилась мгновенно. Глаза засияли любовью и пропели молча: «Мур».

Тогда Таня поняла: он ждал ее здесь, на Замковом холме и даже поставил палатку, оправдываясь чем угодно, даже какой-то незначимой забастовкой. Но это все ради нее! Как? Неужели она этого стоила? Она, самая обычная, самая обыкновенная? Неужели любовь не выбирает самых красивых и молодых? И чем она такое заслужила? Значит, она хорошая? Мысли в голове путались. Было ясно одно: жизнь дает ей шанс снова любить.

Это было так странно и в то же время так волнительно. Они обнялись как старые друзья, которым и говорить ничего не надо. Две души встретились на Земле. А для этого все средства хороши. И порталы, и палатки, и забастовки.

Они стояли, наслаждаясь ощущением нужности, необходимости и вселенского счастья. Транспаранты кололи в грудь, но это была такая мелочь, по сравнению с Французской революцией. Таня не очень знала историю, но теперь смогла бы поспорить, что, скорее всего, причиной всех революций была женщина. Или, вернее, любовь к женщине. «Интересно, – подумала она, – какие требования у Жана? Что является официальной причиной объявления забастовки?»

Но когда она отступила на шаг, чтобы попытаться понять это, чьи-то ловкие руки схватили Жана, а потом и ее, и потащили в полицейский фургон. Лучи солнца испугались и спрятались за облаками слезоточивого газа. Тучи сгустились, и шторм грянул мгновенно. Последнее, о чем вспомнила Таня, было смутное беспокойство о том, что она забыла взять свой загранпаспорт.

Голова раскалывалась, глаза еще слезились как после чистки репчатого лука. Какие-то люди интересовались, задавая вопросы на непонятном языке. Затем предложили воды. Таня выпила. Стало полегче. Ей подсунули лист бумаги. Она что-то написала. Люди снова говорили и говорили. С ней и между собой. Таня понимала только одно единственное слово: «Департ». Было ясно и слону – ее депортируют домой.

– И почему, – думала она по дороге в аэропорт, – любовь такая сложная штука? Любим тех, кто далеко, и устаем с теми, кто всегда рядом. Почему смирение и принятие не приходят во время домашних скандалов? Почему ремонт и прочая лабуда порой важнее близкого человека? Почему любить бывает порой так сложно? И еще много всевозможных «почему» безуспешно искали ответы на свои вопросы.

Загруженный пассажирами самолет взмыл в небо, возвращая Таню в места ее многолетнего обитания.

– Все будет хорошо! Я справлюсь, – сказала Таня и открыла глаза.

Как же она боялась летать в самолете. Ну, слава Богу, все обошлось. Самолет мягко приземлился, люди в салоне восторженно захлопали в ладоши, благодаря экипаж и судьбу за благополучный полет.

Еще прокатившись по взлетно-посадочной полосе некоторое время, самолет наконец-то остановился. Пассажиры рейса Ницца – Киев заерзали на сиденьях, нетерпеливо проживая последние минуты до высадки на долгожданную землю.