Семен Альтов - Набрать высоту (рассказы)

П о с т о в о й (останавливает машину). Сержант Петров! Попрошу документы!

В о д и т е л ь. Добрый день!

П о с т о в о й. Документы ваши! Права!

В о д и т е л ь. И не говорите. Очень жарко.

П о с т о в о й. Права!

В о д и т е л ь. А?

П о с т о в о й. Вы плохо слышите?

В о д и т е л ь. Говорите громче.

П о с т о в о й (орет). Вы нарушили правила! Ваши права!

В о д и т е л ь. Вы правы. Очень жарко. Я весь мокрый. А вы?

П о с т о в о й. Вы что, глухой? Какой знак висит? Знак висит какой?!

В о д и т е л ь. Где?

П о с т о в о й. Вон, наверху!

В о д и т е л ь. Я вижу, я не глухой.

П о с т о в о й. Красное с желтым наверху для чего повешено?

В о д и т е л ь. Кстати, там что-то висит, надо снять — отвлекает.

П о с т о в о й. Посередине на желтом фоне, что чернеет такое красное?

В о д и т е л ь. Громче, очень жарко!

П о с т о в о й. Вы глухой?

В о д и т е л ь. Я плохо вижу.

П о с т о в о й. Глухой да еще и слепой, что ли?!

В о д и т е л ь. Не слышу!

П о с т о в о й. Как же вы за руль сели?

В о д и т е л ь. Спасибо, я не курю. Да вы не волнуйтесь. Вон в машине двое. Один видит, другой слышит! А я рулю.

П о с т о в о й. Черная стрелка направо зачеркнута. Это что значит? Не слышу.

В о д и т е л ь. Вы что, глухой? Зачеркнута? Неверно, поставили, потом зачеркнули.

П о с т о в о й. Вы в своем уме? Это значит, направо поворачивать нельзя.

В о д и т е л ь. Кто вам сказал?

П о с т о в о й. Я что, по-вашему, идиот?

В о д и т е л ь. Вы много на себя берете. Куда я, по-вашему, повернул?

П о с т о в о й. Повернули направо.

В о д и т е л ь. Да вы что? Я поворачивал налево. Вы просто не тем боком стоите.

П о с т о в о й. Господи! Где у вас лево?

В о д и т е л ь. Вот у меня лево. Вот левая рука, вот правая! А у вас?

П о с т о в о й. Тьфу! Хорошо, вон идет прохожий, спросим у него. Слава богу, у нас не все идиоты. Товарищ! Ответьте: какая рука левая, какая правая?

П р о х о ж и й (вытягиваясь по стойке «смирно»). Виноватый!

П о с т о в о й. Я не спрашиваю вашу фамилию. Какая рука левая, какая правая?

П р о х о ж и й. Первый раз слышу.

П о с т о в о й. Не иначе в сумасшедшем доме день открытых дверей. Какая ваша левая рука правая?

П р о х о ж и й. Лично у меня эта левая, а эта правая. Или с сегодняшнего дня переименовали?

В о д и т е л ь. А вы не верили, товарищ сержант. Видите, у нас руки совпадают, а у вас перепутаны.

П о с т о в о й (недоуменно разглядывает свои руки). Ничего не понимаю.

П р о х о ж и й. Я могу идти?

П о с т о в о й. Идите, идите!

П р о х о ж и й. Куда?

П о с т о в о й. Идите прямо, никуда не сворачивая, и уйдите отсюда подальше!

П р о х о ж и й. Спасибо, что подсказали. А то два часа иду, не могу понять куда! (Уходит.)

В о д и т е л ь. Вам надо что-то делать с руками. Я никому не скажу, но при вашей работе могут быть неприятности.

П о с т о в о й. И я про вас никому. Езжайте! Да, когда свернете налево, ну вы-то направо, там проезд запрещен, обрыв. Но вам туда можно.

Началось зто семнадцатого числа. Год и месяц не помню, но то, что двадцать третьего сентября, — это точно. Меня выдвинули тогда от предприятия прыгать с парашютом на точность приземления. Приземлился я точнее всех, поскольку остальных участников не удалось вытолкать из самолета.

За это на собрании вручили мне грамоту и здоровый кактус. Отказаться я не смог, притащил урода домой. Поставил на окно и забыл о нем. Тем более что мне поручили ориентироваться на местности за честь коллектива.

И вот однажды, год и месяц не помню, но число врезалось — десятого мая 1969 года — я проснулся в холодном поту. Вы не поверите — на кактусе полыхал огромный бутон красного цвета! Цветок так на меня подействовал, что впервые за долгие годы безупречной службы я опоздал на три минуты, за что с меня и срезали тринадцатую зарплату, чтобы другим было неповадно.

Через несколько дней цветок сморщился и отвалился от кактуса. В комнате стало темно и грустно.

Вот тогда я начал собирать кактусы. Через два года у меня было пятьдесят штук!

Ознакомившись со специальной литературой, для чего пришлось выучить мексиканский язык, я сумел создать у себя дома для кактусов прекрасные условия, не уступающие естественным. Но оказалось, что человек в них выживает с трудом.

Поэтому я долго не мог приспособиться к тем условиям, которые создал для кактусов. Зато каждый день на одном из кактусов горел красный бутон!

Я завязал переписку с кактусистами разных стран и народов, обменивался с ними семенами. И тут как-то, не помню в каком месяце, но помню, что двадцать пятого числа 1971 года, какой-то идиот из Бразилии прислал рыжие зернышки. Я сдуру посадил. Росло это безобразие очень быстро. Но когда я понял, что это такое, — было поздно! Здоровенный баобабище пустил корни в пол, вылез ветками из окна и облепил стекла соседей сверху. Они подали в товарищеский суд. Мне присудили штраф в размере двадцати пяти рублей и обязали ежемесячно подрезать ветки у соседей сверху и обрубать корни соседям снизу.

Каких только семян не присылали! Скоро у меня появились лимоны, бананы и ананасы. Кто-то написал на работу, что ему не понятно, как я на свою зарплату могу позволить себе такой стол. Меня пригласили в местком, поручили собрать деньги на подарок Васильеву и проведать его: «Как-никак человек болен. Уже два месяца не ходит на работу. Может быть, он хочет пить».

Наверно, я путаю хронологию, но осенью, после обеда, ко мне пришел человек с портфелем. Попили чаю с банановым вареньем, поболтали, а перед уходом он сказал: «Извините, я чувствую, вы любите растительный мир вообще и животный, в частности. Я уезжаю на месяц в плавание, пусть это время Лешка побудет у вас».

Он вынул Лешку из портфеля. Это был питон. Того человека я больше не видел, а с Лешкой до сих пор живем бок о бок. Ему очень нравятся диетические яйца, пельмени и соседка по площадке, Клавдия Петровна.

Вскоре ко мне стали приходить журналисты. Они фотографировали, брали интервью и ананасы.

Боюсь ошибиться в хронологии, но в том году, когда я собрал небывалый для наших широт урожай кокосов, юннаты из зоопарка принесли маленького тигренка Цезаря. В том же урожайном году моряки теплохода «Крым» передали мне в дар двух львят.

Степана и Машку.

Я никогда не думал, что можно так жрать! Вся зарплата и ананасы, не съеденные журналистами, шли в обмен на мясо. И еще приходилось халтурить. Но я кормил не зря. Через год я имел в доме двух приличных львов и одного тигра. Или двух тигров и одного льва? Хотя какое это имеет значение?

Когда Цезарь сошелся с Машкой, я думал, что сойду с ума! Степан устраивал мне дикие сцены. И с горя загрыз страуса Ипполита. Зато у меня освободилась постель, потому что гнездо, которое в ней устроил Ипполит, я выкинул за ненадобностью.