Николай Кокурин - Сказочки для отчаянных. №№ 00-88

После некоторого времени употребленья МОРкови начали появляться новые виды животных, неведомые до сель с неизвестными прекраснейшими тембрами в голосе. И мир в лесу стал весьма разнообразиться с каждым днём. Вот и сказке конец. И Подателю Морковки СЛАВА!

Жила одна девочка и жил один мальчик. В общем девочек и мальчиков жило довольно-таки много, но всё это были не те персонажи, какие нам нужны в этом рассказе. Так вот, жили они сами по себе, но как выяснилось, были они весьма полезны для нашего повествования, посему жили-были мальчик и девочка совершенно не знакомые друг с другом в разных концах галактики, если у галактики есть концы. И любили они качаться на качелях с самого зачатия, если не раньше. Мамы их и папы, вынашивая плод своих ночных ласк, днём частенько на прогулках забавлялись на дворовых качельках, а после рождения детушек укачивали их на руках да в люльке, а затем и на тех же домашних качельках.

Детки росли, но интерес к качелькам не исчезал. И в свободные от учебы, работы, грехов, забот, лекарств и прочей неизбежности минуты они оба, на разных концах галактики, если у нее есть все же концы, устраивались поудобнее в кресле качалке и наслаждались эмоциями детства – туда—сюда, туда—сюда… иллюзия полета… кто сказал, что человек не летает?! Так прошла вся жизнь и в один самый прекрасный миг, даже наверно одновременно, они полетели прямо из качелей в Небо. Кто же это все же сказал, что человек не летает?! А внизу, в качелях, или креслах—качалках, остались их коконы, их сморщенные тела. А то, что улетело на Небо, толи в центр Вселенной, толи за её пределы были состоявшиеся личности, очень похожие на бабочек. И они полетели туда, где пропорционально подходящие их величинам растут цветочки, с которых они теперь целую вечность будут собирать Великий Нектар, превышающий по значению самые лучшие вина Планеты Земля вместе взятые в безчисленное множество раз.

Вот и весь разговор.

Жила одна девочка и жил один мальчик. В общем, девочек и мальчиков жило и живёт довольно-таки много, но всё это были не те персонажи, какие нам нужны в этом рассказе, но это не значит, что они вообще не нужны. Так вот, жили они сами по себе, но, как выяснилось позднее, были они весьма полезны для нашего повествования, посему жили-были мальчик и девочка совершенно не знакомые друг с другом в разных концах галактики, если у галактики есть концы. И любили они качаться на качелях с самого зачатия, если не раньше. Мамы их и папы частенько на прогулках забавлялись на дворовых качельках, а после рождения детушек своих укачивали их на руках да в люльке, а затем и на тех же домашних качельках.

Детки росли, но интерес к качелькам не исчезал. И в свободные от учебы, работы, грехов, забот, лекарств и прочей неизбежности и суеты, минуты они оба, на разных концах галактики, если у неё есть всё же концы, устраивались поудобнее в креслах качалках, гамаках и их разновидностях, и наслаждались восхищеньями детства – туда-сюда, туда-сюда, сначала – туда, затем – сюда и наоборот – сюда-туда… Иллюзия полета… Кто сказал, что человек не летает?! Так прошла вся жизнь… Хотя, как она может пройти, если она без—конечна?! Проходят периоды, кусочки жизни, которые иногда ощущаются целым и не имеющим продолжения, но это всего лишь ощущения, многие из которых ошибочны. И в один самый прекрасный миг, при том, что все миги самые прекрасные, миг, когда спелый фрукт отрывается от питающей его ветки, чтобы начать новый период жизни, вне дерева, мальчик и девочка каждый сам по—себе, но и одновременно, полетели прямо из качелей в Небо. Кто же это всё же сказал, что человек не летает?! А внизу, в качелях, или креслах—качалках, остались их коконы, их сморщенные тела. А то, что улетело в Небо, толи в центр Вселенной, толи за её пределы были совершенно—состоявшиеся ребята, очень похожие на бабочек. Или они сами – это качели, зрелый фрукт, оторвались от перекладины и взмыли выше, за грань возможного. А то, что осталось – пепел от костра, когда всё, что могло вылететь огнём уже вылетело. Внутренняя Сила, что раскачивает качели, что учится раскачиваться, когда её качают то в люльке, то на руках и та, что зовётся Душой, раскачивается так, что ей уже требуется больший размах, чем тот, на который способны качели и Души покидают их. И мальчики и девочки летят туда, где подходящие их размерам и скорости растут цветочки. Сразу и туда и сюда. Где теперь они целую, не поделённую на пространство и время вечность будут собирать друг с друга Величайший Нектар Бытия, превышающий по значению самые лучшие вина, соки, воды и лимонады Планеты Земля вместе взятые в неисчислимое множество раз.

Вот и весь разговор.

Дед Мороз лютовал. В январе и феврале много народа помёрзло как на улицах, так и в домах – перебои с отоплением. Помогала деду его Снегурочка, прокрадывалась в форточки, проникала за воротники, засыпала снежинками всё подряд, остужала. Вот им было раздолье.

Как долго приучали детей вызывать этих двух человеконенавистников на новогодних ёлках, так долго их звали и вот они пришли во всей своей злобе—холоде.

«Эх, Мороз, Мороз, не морозь меня…» – для каждого эти строки стали теперь молитвой, а не бездумным пьяным приколом. Только теперь вместо «Эх» звучало «Дэд Мороз». «Дэд», значит «Смерть» или «Мертвец». Французы обращались к нему – Гранд Папа, греки – Патриарх. По—сути это и означало – Дедушка, Дед, Дэд.

Вот уже и май прошёл и июнь в середине, а Лета всё нет, Хлад и Метели не прекращаются, Солнышка не видать.

А был ли Мороз когда добрым?

Задумались.

Если что—то и было в нём доброго, так это лишь от присутствия в нём Тепла: «Мороз и Солнце – день чудесный».

Но затем призадумались о Тепле: «А ведь и Света не должно быть много; жар и мраз, свет и тьма должны быть в определённом соотношении, чтобы всем было хорошо. Но кто же их уравновесит? Кто рискнёт? Кто знает пропорцию нужную и может её составить?

Многие вызвались на призыв Короля отправиться за Край Родимый сделать это, но ни один не вернулся и ничего не изменилось.

Так и закончилась эпоха людей. И хрен с ними.

Рад представиться, меня иногда зовут Таря, близкие кличут – Тарька, любящие – Таринька, а по документам – свидетельству о явлении – Тараканчик я Тараканович. Да нас и всех так же примерно зовут, моих—то родственников и единоплеменников. Совсем ещё недавно был я уличным насекомым, но так случилось, что некоторая часть моего племени решила вернуться на свою историческую родину, где крошек хлеба и капель сока не меряно, то есть в квартиру №39 по бульвару Героев Помгола (помощников голодающим). По данным тараканьей разведки там снова стало можно жить: развеялись последствия травли народа моего чарами сверх—сильных химсредств за последние 6 лет (это ж целая вечность! тогда ж ни меня ни моих прапращуров и в помине не было!). Многие не поверили таким переменам и остались ползать в сырой, замерзающей в зиму земле, вместе с червями, а мои папка—мамка уверовали и сорвались за Предводителем переселения, и всех детей со мной вместе за собой утянули. Хотя ни я, ни они знать не знали каково там жить, в квартирных—то условиях, но вера предводителю толкала на риск. Мне, впрочем, не очень—то и хотелось переезжать из милого и знакомого уголка вселенной в незнакомую, чужую местность, но желание новизны и новых впечатлений всё—таки создавали ореол приятно—манящей загадочности. И я рьяно собирал все свои вещи – правильник для крыльев и выпрямитель для усиков – и ревностно рвался в первые ряды шествия, чем и снискал себе немыслимое почтение от Предводителя, выражавшееся приглашением на совместную с ним трапезу. Мои явители (по—вашему – родители) были в связи с этим в полной блаженством нирване.