Константин Костин - Крыша течет

Апрель выдался снежным и холодным. А после снегопадов резко потеплело. В один день. Здесь вам Урал, а не Европа. Погода меняется быстро и непредсказуемо. Ночью может быть 25 градусов мороза, а днем уже – 3 тепла.

Степан Ильич проснулся от стука капель. Кровля двухэтажного барака, построенного еще в 1946-м пленными немцами, отчего барак на селе так и прозвали "немецким", не выдержала испытания временем и климатом. Нет, текло и раньше, но не настолько сильно. Сегодня известка на деревянных перекрытиях потемнела от сырости сразу в нескольких местах и на доски пола, на стол, на газовую плиту и тахту текли целые реки воды.

Забыв про больную ногу, про возраст, словно и не было прожито девять десятков годов с хвостиком, старик вскочил с постели, бросился в ванную, схватил эмалированный таз, оцинкованное ведро и подставил посуду под струи. Капли застучали по металлу с недовольным звоном, серчая, что не могут попасть на пол и окончательно сгноить без того трухлявые доски. На тахту, стол и плиту пенсионер установил пару кастрюль и ковшик.

Непорядок это. Нельзя так. Нужно что-то делать.

Степан Ильич распахнул окно, впуская в квартиру еще прохладный воздух, в котором, однако, уже витал запах весны. Некий особый аромат, который однозначно указывал на то, что зима, причем зима не календарная, а синоптическая, вывалив всю свою злобу с последними запасами снега, осознала бесполезность сопротивления и капитулировала перед весной. Скоро набухнут почки, полезет зелень листвы, распустятся цветы, зажужжат шмели и комары, полетит тополиный пух, а вот потом, после, попозже, когда деревья покроются багрянцем и золотом, зима снова вернется. Предпримет попытку контрнаступления, заморозив окна инеем и занеся тропинки сугробами. Вот такой дуализм, извечная борьба времен года, которая началась задолго до появления людей на Земле и продолжится, когда от человечества останутся рожки да ножки.

Вынув из-под подушки пачку "Беломора" и коробок спичек, старик закурил, по-солдатски пряча огонек в ладонь, затянулся вонючим дымом, закашлялся и затушил папиросину в пустой консервной банке. Врачи давно запретили ему курить, настолько давно, что пенсионер и сам не мог с точностью вспомнить, когда это было – при Горбачеве, а то и вовсе при Брежневе, он и бросил. Почти. Так, баловался изредка. В минуты особого душевного волнения. Как, например, сейчас.

Высунувшись в окно, Степан Ильич задрал голову, чтобы посмотреть, сколько там еще снега на крыше. Снега навалом. И снаружи, как и внутри, текли струи воды. Только там, на парапете, еще и свисали зубастые иглы сосулек, искрящихся в лучах весеннего солнца.

Выругавшись сквозь зубы, старик развернулся… и угодил ногой в таз с талой водой. Посудина, вздрогнув, выплеснув на пол жидкость, сместилась в сторону, и капли вновь забарабанили по полу.

Нет, так нельзя. Пора что-то делать.

Пенсионер отворил шифоньер, такой же старый, как и сам хозяин, да и вся обстановка квартиры, но еще крепкий. Более, чем за полвека, не то что дерево не рассохлось – даже лак не потрескался. Пошерудив, ветеран извлек вешалку с формой. Старой-старой, выцветшей от времени. Галифе, гимнастерка с серыми погонами, с широким желтым просветом и скрещенными киркой и лопатой. Тихо звякнули ордена и медали. Самые солдатские – "За отвагу", "За боевые заслуги", "За взятие Берлина", "За победу над Германией", Орден Красной Звезды. И ряд юбилейных медалей, начиная с "20 лет Победы" и так далее.

Да, были времена. Сколько мостов взорвал Степан Ильич, сколько проклятых фашистских составов пустил под откос! Конечно, тогда он еще величался не Степаном Ильичем, а просто Степкой из саперного, если уж официально – старшим сержантом Захаровым. И, разумеется, был помоложе на три четверти века. Покрепче, повыше, пошире в плечах. Шевелюра была погуще и черная-черная. Как уголь. Старик давно уж поседел. Даже при самом большом желании он не мог вспомнить, когда в последний раз видел себя в зеркале без седины. Но тогда девушки стреляли глазками при виде бравого солдата, целя прямой наводкой в сердце воина-Победителя. И сами же безоговорочно капитулировали.

Пенсионер облачился в форму, ставшую великоватой за прошедшие годы, подпоясался ремнем, отдернул гимнастерку… эх, молодость, лихие времена!

Пилотку Степан Ильич надевать не стал – бережно сложил пополам и убрал во внутренний карман. Вместо нее нахлобучил теплую шапку. Холодно еще. Вот через пару недель, на 9 мая, он, конечно, пройдется маршем по главной площади областного центра, и тогда – в пилотке. Возраст… здоровье беречь нужно.

Ветеран захлопнул дверь квартиры, провернул в замке огромный ключ и заковылял по скрипучему полу, постукивая тростью. Еще с лета 1944-го сержант хранил в ноге осколок немецкой дуры. Не оттого, что осколок был дорог ему как память – вовсе нет. Тогда, в полевых условиях, хирург поостерегся доставать железяку, а после не до того было. Пришла Победа, но страна лежала в руинах. Западнее Волги – одни развалины. Фашисты утюжили Союз бомбами, танками, артиллерией… да чего греха таить – и сам сапер внес свою лепту, подрывая транспортные пути, затрудняя коварному врагу подтягивать подкрепления. Настала другая пора – пора восстановления. Ох, нелегкое это было время… нынешние поколения помнят Войну, но забыли, что оставили за собой отступающие немцы. Страну фактически отстроили заново. В рекордные сроки, на зависть бывшим заокеанским союзникам! И в возрождение Отечества бывший сапер тоже внес вклад. Руки, которые вчера закладывали фугасы, сегодня закладывали фундаменты и стены. Строили будущее. Светлое будущее для себя и грядущих поколений.

Где-то там, в Сталинграде, Смоленске, Воронеже, Ленинграде, наверно, до сих пор стояли дома, к строительству которых приложил руку Степан Ильич. По злой иронии судьбы сам пенсионер проживал в бараке, воздвигнутом пленными немцами. Поди тогда, в 1946-м, никто и не думал, что двухэтажное здание простоит до XXI века! А оно сдюжило.

Здесь люди рождались, женились, умирали, радовались и горевали.

Давно это было. Кто мог – уехал. И не только из барака, а вообще из поселка. Подались в большие города, поближе к интернету, ресторанам, гипермаркетам, кинотеатрам. И высоткам, сверкающим стеклянными фасадами. Сегодня оставалась заселена едва ли треть квартир, одними стариками, про которых внуки вспоминали лишь в день, когда почтальонша приносила пенсию.

Хрустя валенками в калошах по липкому, подтаявшему снегу, орденоносный сержант направлялся в администрацию поселения. В прошлом году, в День Победы, сельский голова клятвенно заверил, что ветераны могут обращаться по любым вопросам – окажет полное содействие. Только кому обращаться-то? Каждый год на 9 мая ветеранов собиралось все меньше и меньше. Годы… годы никого не щадят. Будь хоть трижды Герой – старость возьмет свое. За каждым придет старуха с косой. Там, на Войне, смерть ощущалась каждую секунду. Ее ледяное дыхание холодило затылок. Тогда костлявая, испугавшись мужества, стойкости, воли к жизни Советского народа, отступила. И коварно возвращалась в мирное время, забирая ветеранов одного за другим. Во всем поселке Степан Ильич остался последним. Единственным.