Александр Черенов - У СВЕТА И ТЬМЫ: Сошествие в Ад

Кстати – насчёт «крылышек» с «лампасами»: я дал ещё один повод для любви к себе. «Иерархия – так иерархия: во всём!» Эту идею мне не надо было внушать Господу: это – Его идея! Я всего лишь «вдохнул в неё новое содержание» – в порядке инициативы «в русле указаний Всевышнего»: предложил небольшое изменение в Устав. Отныне перед старшим по званию младшие ангелы обязаны были порхать и обесцвечиваться –вместо обычного «взять под козырёк». Поскольку, кроме равных мне по чину Иегудиила и Уриила, все остальные были рангом ниже, то даже члены Тайного Совета были обязаны теперь первыми отдавать честь мне – да ещё в такой форме! Ну, кому это понравится?!

Честно говоря, я шёл не только «в русле указаний»: надоели мне эти святоши до чёрта… у которого им – самое место! И хоть были бы святоши святы – а то ведь клейма ставить негде! И – не того, что от пробирной палатки с четырьмя девятками, или, там, Знак качества. В массе своей – люди… тьфу, ты: ангелы! – бесталанные, но амбиций – хоть отбавляй! А завистники – таким и земляне позавидуют! Вот, тебе – и «души ангельские»! А всё – потому, что политика – и в Раю политика! Со всей её классикой: «земляными работами под конкурента», «братскими объятиями» до полного удушения, функцией «доброжелателя» у уха начальства – по вопросу о том, насколько правильно ты «понимаешь политику партии и правительства». Всё – как на Земле. А поскольку на Земле один «друг, товарищ и брат» любому другому lupus est, то и в Раю играют по тем же правилам… отсутствующим.

Вопрос товарищеских отношений в Раю – вопрос принципиальный. Поэтому мне не оставалось ничего иного, как пойти на принцип. Но пошёл я на него лишь тогда, когда почувствовал, что мне эти товарищи – совсем не товарищи. Что хорошо обо мне сказать они могут лишь на похоронах. И то – исключительно в русле установки «De mortius aut bene, aut nihil»: «О мертвых – либо хорошо, либо – ничего». Да и вряд ли они не захотели бы подкорректировать установку: «… либо ничего хорошего».

Но, увы – это Рай! Здесь даже больше, чем на Земле, блюдут внешние приличия. Примерно, как в одной из песен Высоцкого, где «самый главный вурдалак встал у изголовья, и очень вдохновенно произнёс речь про полнокровие». Как и на Земле, здесь тоже принято скрывать радость от «невосполнимой утраты».

Коллеги верно истолковали мой замысел: и в Раю знают о том, что «угол падения равен углу отражения». Поэтому, если они и отошли – то на заранее подготовленные рубежи. И не для обороны, а для перегруппировки сил перед новой атакой. Я не сомневался в том, что теперь они будут действовать не просто умнее, а просто умно. А не сомневался я в этом потому, что товарищи, которые вовсе не товарищи, не предоставили мне должных оснований для сомнений. Зато они предоставили основания для их отсутствия – и в количестве много больше одного.

«Творчески развиваясь» и «подрастая над собой», мои конкуренты в борьбе за Господа вышли на качественно новый уровень: стали моими врагами. Семь высших ангельских чинов из числа моих «постоянных доброжелателей» в Тайном Совете и «примкнувший к ним» Надъархангел Иегудиил. Последний, к моему огорчению, на поверку оказался легко внушаемым, и по этой же причине легко ранимым. Товарищу не нужно было даже усердно напевать о гибельности для него моего соседства за столом у Господа. Иегудиил, обвыкшийся в сидении одесную Бога и доселе не имевший конкурентов в борьбе за симпатии Господа, уже только поэтому не мог не симпатизировать моим недругам. А когда у твоего уха на боевое дежурство бессменно заступают семь ртов «одинаковой политической ориентации» – тут и скала дрогнет! Иегудиил не был скалой. Он был нормальным ангелом: завистливым, ревнивым, эгоистичным, потенциально коварным. Устойчивость его симпатий имела только один адрес: самого себя. Господь – «вне конкурса»: Его надо любить – потому что… надо!

«Упразднение меня» стало теперь «смыслом жизни» и Заместителя Господа по общим вопросам. Но наиболее плодотворную идею о том, как культурно и гарантированно сделать это, выдвинул не он, а мой самый «преданный доброжелатель» министр-администратор Рая Иеремиил. Тот самый Ерёма, который трудился под моим началом заместителем по снабжению. Разумеется, «не вынесла душа поэта позора мелочных обид». Такого падения: из Иеремиила – в Ерёмы, и из министра-администратора – в снабженцы – «товарищ» не мог простить мне «по определению».

К несчастью, Иеремиил оказался не дураком. Во всяком случае, мозгами пройдохи он обладал. Как я узнал об этом? (Это – не о мозгах, а об идее). Ну, не от членов Тайного Совета, конечно: ребята старательно дистанцировались от меня. А в тех редких случаях, когда встречи было не избежать, свои грязные мысли они не менее старательно прятали за «добрыми» улыбками и мощным защитным экраном. Конечно, у меня ещё оставался стратегический резерв из трёх членов Совета: Уриила, Гавриила и Мафусаила. Мужики даже пытались отстоять моё доброе имя перед Господом – но куда, там!

К сожалению, я не зря уже поминал «образ и подобие»: прости, Господи – и до Тебя дошла очередь! Увы, но Господь… Ещё раз, прости мне, Господи – теперь это «увы», и этот предлог: поминаю ведь – и не всуе! Так, вот: в некоторых отношениях – не будем говорить за все – Господь – такой же, как и его творение человек. Признаться в собственных недоработках для непогрешимого вождя есть мысль недопустимая. Одна лишь мысль – не говоря уже об её претворении в жизнь! И поэтому Господь исподволь был готов двинуть торным путём: назначением козла отпущения. И именно поэтому семена, которые высеивал Ерёма при активной поддержке соратников, падали не на каменья.

Мысль сего пройдохи была простой – и, вместе с тем, оригинальной. Покопаться в его мозгах я не имел возможности: защита – но зато я имел возможности «подключиться». Точнее: не имел – а заимел. За это мне следовало благодарить Главного херувима и одновременно Начальника личной охраны Господа Исраила. Этот херувим, несмотря на свой классически устрашающий вид, по отношению ко мне оказался существом предобрейшим. Уж, не знаю, что тому послужило – но только парень всегда был готов пойти мне навстречу – и даже без встречного движения с моей стороны.

Вот и сейчас я «не выходил из пункта Б». Не из скромности: из-за характера просьбы. Ведь по причине безвыходного положения я намеревался покуситься на святая святых: «тайну совещательной комнаты». Проще говоря, я вознамерился «поприсутствовать» на заседании Тайного Совета. К этому меня вынуждало то, что в последнее время Господь начал проводить заседание в отсутствие не только меня, но и моих друзей-«тайносоветчиков». Для каждого вдруг находилось срочное дело – и как раз в момент совещания! Я не мог не отдать должное усердию «доброжелателей»: исключали «утечку» они исключительно компетентно.