Дмитрий Меренков - Командир среднего звена. Победителям посвящается

Весь летный состав с глубоким уважением относился к техникам, механикам и мотористам. Каждый летчик знал, что его жизнь в каждом боевом вылете зависит и от них. Уважая техников за большой труд, летчики одновременно и ругали их за чрезмерную, как казалось летчикам, осторожность, когда техники не выпускали самолет в боевой вылет из-за различных недостатков в состоянии материальной части самолетов, моторов и оборудования. По-всякому бывало.

От полка приказали выделить лучшего летчика во вновь формируемый полк истребителей-перехватчиков, вооружённый самолетами с радиолокационными станциями перехвата. Выделили лейтенанта Митина. И вот такая с участием лучшего лётчика сцена:

После боевых вылетов пилоты собирались у самолета комэска, докладывали о выполнении боевой задачи и результатах воздушной разведки. Обычно они были взволнованы, энергично жестикулировали, ладонями показывая направления и порядок маневрирования истребителей противника, собственные действия в бою. Поведение зависело от темперамента, воспитания (в лётных училищах преподавали правила хорошего тона, этикета за столом), и, в основном, от результатов вылета. Почти каждый после доклада просил разрешения закурить. Кому-то удавалось сохранять спокойствие, кто-то пытался спокойствие изображать, некоторые неприкрыто нервничали, негодовали напрасно.

Осипов Г. А. вспоминал: «Командир звена Митин докладывал о выполнении боевой задачи подчеркнуто спокойно, но, вернувшись к своему самолету, обругал своих стрелков и даже тихого ведомого летчика Никотина, а затем обрушился на техника самолета:

– Меренков! Ты опять не протер мне лобовое стекло кабины. Все стекло загажено мухами. В воздухе не разберешь, где грязь, а где истребители противника.

Меренков, вытянувшись, молчал. Он уже привык к беспричинной ругани своего командира после каждого боевого вылета и почти не обижался на него, зная, что через час он отойдет и будет, как всегда, добрым и заботливым. Лётчик—то – лучший!»

Другой случай. Шла обычная подготовка бомбардировщиков к вылету на боевое задание. Но в этот раз комполка получил «втык» из дивизии за задержку с вылетом, и он носился между самолетами, поторапливая техников с дозаправкой топливом и подвеской бомб. Однако на самолёте ведущего никак не запускались моторы. Техник объяснял явление разряженным аккумулятором.

Коршуном налетел комполка:

– Инженер! Техника Д. за срыв выполнения боевого задания отстранить и представить материал на передачу его в военный трибунал. Хватит уговаривать. Враг под Москвой. Несвоевременный выход самолета – это невыполнение боевой задачи! Правда, после успешного вылета об этом не вспоминал.

В конце августа из эскадрильи забрали для комплектования ночного истребительного полка на самолетах А-20Б командира звена Митина. Заместителем командира эскадрильи назначили Пузанского, а вместо Митина старшего лейтенанта Черкасова. С ними Николай Меренков службу продолжил.

Получил полк телеграмму: «Бомбардировочная и штурмовая авиация 16-й воздушной армии 17 июля нанесла пять сосредоточенных и эшелонированных ударов во взаимодействии с танками по скоплениям войск противника. Войска дают отличную оценку работе авиации… Начальник штаба 3-го танкового корпуса полковник Девятов»

После зачтения телеграммы стихийно возник митинг. Командир звена Рудь, и командир эскадрильи Никонов, в своих выступлениях заверили командование, что не пожалеют сил для изгнания немцев с Орловской земли. Техники звеньев Кауров и Меренков заявили, что авиатехники, механики и мотористы первой эскадрильи берут обязательство к исходу следующего дня отремонтировать и ввести в строй три поврежденных бомбардировщика. Конкретно, как члены КПСС 1942 года.

Конечно, лётчик высоко летает, без патетики не может. Обещания у него высокие: сил не пожалеть; жизнь отдать; любить вечно. Яркие поступки, звонкие слова. Народу нравится, особенно девчонкам. А проверить, все силы освобождению Орловщины лётчик отдал или чуток приберёг на перспективу – никак. Авиатехник если заявит:

– Не пожалею живота своего, но отремонтирую умформер!

Никто про «живот» не вспомнит, все будут интересоваться, что за умформер такой. Вот они берут обязательство – три самолёта починить до конца следующего дня. Технарь весь в этом обещании: и смелость – три, а не два; и расчётливость – три, а не четыре; и самопожертвование – ночь не спать, да и день тоже.

Из триады: самолёт – лётный состав – наземный экипаж никто не главный, но технарь самый незаметный. В смысле, его не замечают аж до лётного происшествия. Тогда он становится объектом повышенного внимания, субъектом расследования, иногда – козлом отпущения. Толпами ходят легенды о забытых (техниками, мотористами, оружейниками, радистами и другими) в фюзеляже, кабине, двигателе, бомболюке (гайке, отвёртке, шплинте, пилотке) угробивших летательный аппарат. Не оглядываясь на них, доверяют лётные экипажи наземным подготовку к вылету.

Пшенко В. А. вспоминал: «Была в одном полку дальней авиации странная потеря в мае 1944 года. В сумерках начали взлетать на боевое задание. Я уже в воздухе был. Вдруг в наушниках слышу, как кричат летчику Карпенко, который взлетал после меня: „Поднимай хвост! Поднимай хвост!“ Он никак не может поднять, чтобы оторвался от земли. Потом резкий набор высоты, самолет становится вертикально, клевок, перевернулся и упал. Стрелок успел в верхней точке открыть люк и вывалиться. Остался жив, а остальные погибли. Те, кто на земле, помчались на машинах к месту падения самолета. Когда он ударился о землю, хвост отломился. На руле высоты нашли струбцинку, застопорившую его. Поэтому летчик не мог штурвал отдать. Обвинили техника, якобы он по халатности не снял струбцинку. Но на стоянке нашли все струбцинки этого самолета. Кроме того, летчик не сядет на сиденье без того, чтобы штурвал не отдать – не залезешь ты туда, когда штурвал ровно стоит! Видимо, эту струбцинку поставили на старте… Кто поставил? До сих пор мы не знаем. В штрафной батальон техник пошел. Пробыл там два месяца, был ранен. Долго лежал в госпиталях и через пять месяцев пришел в полк. Ему предложили опять на самолет, но он отказался. Дослужил до конца войны в БАО, работал на бомбоскладе. После этого случая на некоторое время возникло недоверие к техникам. Я когда самолет осматривал, мой техник даже заплакал: „Командир, ты мне не веришь?“ – „Верю“. И я перестал осматривать».

Перегон Бостона А20. Передний план – лётный экипаж, на заднем – мотористы. Free internet