Сергей Ленский - На той стороне. Сборник рассказов

Достал ведро картошки, начал чистить. Но сначала убедился, что только пришедшая из школы Вероника точно спит, мысленно и, на всякий случай, бурчащим шепотом (вдруг услышит) обиделся на нее за то, что она такая хитрая, уснула, когда ей надо чистить картошку. Но Вероника точно спала. Отступать было некуда, позади голодная Юля.

– Сколько ее нужно-то? – этот вопрос всегда задается с надеждой, всегда неоправданной. С конкретикой и арифметикой у Юли не очень, поэтому она сообщила:

– Ну сколько в кастрюлю поместится.

Чистка картошки успокаивает. Но в этот раз сие действие одновременно еще и обратно раздражало. Так успокаиваясь и раздражаясь, я ждал, пока Юля остановит меня, потому что конкретная кастрюля не была указана, и поместить в любую из них при желании можно было целое ведро.

Но Юля молчала. А я все больше злился.

«Ну хорошо», – подумал я и решил чистить картошку целый день. Когда она кончится, слазаю опять в подполье и опять буду чистить без устали, пока все кастрюли не будут наполнены одной картошкой. А Юля, как назло, ушла к ребенку водиться, и не обращала внимания. Но мне показалось, что она поняла мои намерения, потому что, проходя мимо, как бы ненароком сказала, что теперь ей еще и на жареную с салом вечером хватит.

«Тебе еще и на суп хватит завтра!» – ликующе и победоносно мыслил я.

Нет, русские просто так не сдаются. Мужья тем более. Пока она не скажет «Стоп! Хватит! Остановись, Золотая антилопа, я задыхаюсь в море этой картошки!», я не сдамся…

В итоге я проиграл. Ночью, наполняя пятую кастрюлю, я уснул. Но раньше закончилась в доме картошка… Во всяком случае, так я представлял себе свое героическое поражение. Но проиграл я все равно, хоть и по-другому. Потому как женщины умеют поставить в каждом споре свою победную точку. Нелогичную, абсурдную, но победную. Когда это «южно-американское Петра творенье» уже варилось в кастрюле, вторая кастрюля стояла в холодильнике «на завтра», а мы стояли рядом в примирительных супружеских объятиях, Юля задумчиво произнесла: – А с селедкой-то была бы лучше картошка в мундире…

Они были странного цвета. Точнее даже – они были цвета. Фиолетового, зелёного – неважно – цвета. Лука их заметил, а тётя, у которой они росли – нет. Умел бы Лука говорить, так бы сразу и сказал: «Тётя, у тебя что-то с ногтями». Но он умел только калякать, поэтому всё открытие вылилось в кратко-ёмкое «Татя».

С «татя» нужно разобраться, подумал Лука, слез с маминых колен и потрогал один ноготь. Не горячий, не кусается, блестит красиво. Посмотрел на мамины – вот же тоже ногти, почему тут тогда так? Попробовал подковырнуть – держались крепко. «Тётя, чего ты улыбаешься – у тебя же «татя». Но тётя улыбалась, видимо, свыклась уже с такой судьбой и теперь умилялась детской реакцией.

«Как же это?» – думал Лука. Хотелось попробовать на вкус, но он был не в том возрасте, чтобы тащить в рот всё подряд. Шурупы, крошки с пола, песок, облупившуюся краску – это да – само собой. Но не ногти, конечно.

Мимо проходила ночная Пасха, кто-то отдыхал на скамейке в трапезной, дети гудели в классе, большинство находилось в храме рядом с песнопениями. Но для Луки сейчас существовали только «татя».

«У всех, как у всех, а здесь… Хотя – как у всех? Надо проверить». Лука полопотал к храмовой комнате. Подошёл к ближайшей тёте, дотянулся до руки, пригляделся – ногти как ногти, повернул – ничего. Обошёл с другой стороны – так же. Проверил ещё двух – «татя», но нецветные.

Задумчивый вернулся к тёте…

Чудная тётя, чудные «татя». Лука забыл бы их уже на следующий день, если бы мама не продолжила дома эксперимент. Теперь у Луки есть собственные, мамины «татя». Достать бы эту краску себе, ух! чего можно тогда изобразить – родители залюбуются!

Сегодня Лука всех кормил гранатом и был очень доволен, а вчера пытался накормить мухобойкой и обижался, что мы не ели. Только не подумайте – мухобойка – стерильно чистая, зима всё-таки. Но от этого ничуть не вкуснее. А у Луки насморк обильный, поэтому ему что гранат, что мухобойка – один вкус – одна резина. Вот он сейчас и не понимает, наверное, почему мы гранат едим, а мухобойку того же вкуса – нет.

Ещё Лука умеет строить пирамиды и выражения лица. По последним можно сделать однозначный вывод, что хуже текущего мгновения в этой жизни уже не будет. Ведь ему не дают сушку, чашку, вилку, клавиатуру, телефон – а в это мгновение-то как раз необходимо всё и сразу. Так и случается – наступает мгновение следующее – которое самое лучшее – под стать быстро меняющемуся выражению – Лука летит вверх.

И да – Лука ложится спать последним. Пока всех не убаюкает, не удостоверится, что все спят – не ляжет. Ходит по комнатам – проверяет. Вот я сейчас не сплю – рядом стоит – нервничает. Бестолковые родители. Глаз да глаз.

Вот..

* * *

Есть у Луки и потайное место. Он любит туда складывать разные магнитики, листочки, картонки, детальки – в общем, всё плоское или мелкое, потому что другие габариты туда не влезают. На днях Юля спрашивает:

– Серёжа, не видел мой телефон?

– Нет, – говорю, – сейчас позвоню.

Звоню – тишина. И в этой тишине – мысль – «да не может быть».

– Лука, – спрашиваю, – это ты что ли?

А он – хитрый – кулачок к уху приложил и гоняет своё «алё» по дому.

Иду к тайнику, открываю дверцу – лежит аппарат, как родной в эту щель залез, заиндевел уже на холоде. Правильно – добро беспризорное валяться не должно, а в морозилке надолго сохранится.

* * *

У Луки родилась сестрёнка Василиса. Он счастлив, но кровать свою ей ни за что не отдаст. Да это и невозможно, думает он, и единственный знает, почему. Он видит, как Василиса обычно засыпает и знает, но нам пока не говорит.

Мама предупреждает:

– А скоро Василиса подрастёт и всё равно будет залезать на твою кровать, играть в твои спрятанные игрушки и спать там.

– Спать?

– Да – спать.

– Но мама, у меня ведь нет тити…

– Серёжа, ты был прав.

– …Да. Но всё-таки не совсем.

– Нет, ты был прав во всём.

– Возможно, но я бы не был так уверен.

– Да нет, наверное, почему?

– Ну меня смущает одна деталь.

– Какая?

– Маленькая. Можно сказать, несущественная.

– Какая?

– Булавка.

– Булавка?

– Булавка.

– Какая булавка?

– Маленькая несущественная булавка. Острая. С петелькой. Она упала. И возможно, её никто не заметил.

– Да какая булавка? О чём ты?…

…Вооот. «О чём ты?» – это должен был спросить я в самом начале. Но делать этого всегда почему-то не хочется. Наверно, потому что собеседник ждёт этого вопроса. А моя вредность ждёт сразу же ответа. Все ведь знают про привычку «сказать «А» и не говорить «Б». Это с определённой условностью вредная привычка. Её можно назвать «Сапиенти сат» – «Умному достаточно» – то есть когда человеку даёшь минимум информации с необъяснимым и бессмысленным расчётом на то, что он сам до всего дойдёт. Когда встречаются два «Сапиентисата», может получиться забавный диалог, лишённый сути, но вращающийся вокруг неё и рождающий интригу – кто первый сдастся и начнёт-таки говорить по делу.