Михаил Вострышев - Советские вожди шутят. От Ленина до Горбачева

Когда Владимир Ильич достиг 30-летнего возраста, он стал похож на отца, у обоих – высокий лоб, монгольский разрез глаз, широкие скулы, рыжеватая борода, оба картавили. Унаследовал Володя от отца и чрезмерную вспыльчивость, сарказм.

Двоюродный брат Ленина Н. И. Веретенников вспоминал: «Хотя открытый, задушевный смех и у Володи, и у Ильи Николаевича был одинаково заразителен, но в смехе их было и резкое различие: Илью Николаевича смех как бы одолевал, он не в силах был остановиться, смеялся безудержно, иногда до слез, отмахиваясь руками, даже если они были чем-нибудь заняты… Володя же, хохоча так же увлекательно и искренне, как бы владел смехом: он мог оборвать его и перейти, смотря по обстоятельствам, к серьезной или даже негодующей речи».

Владимир Ульянов 25 апреля 1895 года уезжает из России в Швейцарию. Здесь в мае и июне состоялись его первые встречи с членами группы «Освобождение труда» – с Г. В. Плехановым в Женеве и с П. Б. Аксельродом в Цюрихе.

Плеханов вспоминал, что, рассказывая Ленину о своем прошлом, он упомянул, что, когда был подростком, в военных играх изображал русского полководца, побеждающего иноземных врагов. В ответ Ленин рассмеялся и сказал: «Я тоже сравнительно до позднего возраста играл в солдатики. Мои партнеры в игре всегда хотели быть непременно русскими и представлять только русское войско, а у меня никогда подобного желания не было. Во всех играх я находил более приятным изображать из себя командира английского войска и с ожесточением, без жалости бил „русских“ – своих противников».

В ночь с 8-го на 9 декабря 1895 года Владимир Ульянов и его соратники по петербургскому отделению «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» были арестованы. Ульянова отправлен в Дом предварительного заключения Петербурга и поместили в одиночную камеру, где он провел более 14 месяцев.

Обслуживать Володю во время отсидки в петербургской тюрьме приехали из Москвы мать и сестры. Им помогала Надежда Крупская. Они доставляли в тюрьму тюки книг, чтобы он мог спокойно делать из них выписки для своего будущего капитального труда. Еще когда был на воле, Владимир обучил сестру Анну шифрованному письму, и теперь они деятельно переписывались, ставя малозаметные точки или черточки в буквах и отмечая условным знаком книгу, которой надо пользоваться, и страницу письма.

Был и другой способ тайнописи. Сестра Мария вспоминала: «Он писал молоком между строчками обычного письма. Молоко при нагревании проявлялось. Но, сидя в камере, очень трудно выбрать такой момент, чтобы никто не видел. Надзиратели подкрадывались незаметно. Подойдет надзиратель и глянет в „волчок“. Нужно было быть начеку. Владимир Ильич делал маленькие чернильницы из черного хлеба, наливал молоко и писал. Когда кто-нибудь заглядывал в глазок, ему оставалось только эту чернильницу отправить в рот. И вот, помню, как-то на свидании он говорит: „Неудачный день сегодня: шесть чернильниц пришлось съесть“».

Тюремные развлечения не блистали разнообразием – гимнастика, перестукивание с соседями по камере, игра в шахматы через записки с очередными ходами, передаваемые надзирателями.

Регулярно три раза в неделю Владимир получал сытные продуктовые передачи от матери и даже «любимую минеральную воду» из ближайшей аптеки. Кроме того, он имел платный обед и молоко. Благоприятная жизнь с постоянным режимом способствовала укреплению здоровья тюремного жителя. В остроге он приступил к работе над книгой «Развитие капитализма в России». Когда в начале 1897 года Владимир Ильич услышал на свидании, что его дело закончено, что скоро предстоит освобождение из тюрьмы и высылка в Сибирь, он в сердцах воскликнул: «Рано! Я еще не успел собрать все нужные для меня материалы!»

Еще русские цари из породы Рюриковичей отправляли в ссылку своих непокорных подданных. В телегах под конвоем их везли в холодный край земли, чтобы больше никогда не были услышаны их голоса протеста. Позже отправляли арестантов из Московского пересыльного замка, что стоял на Воробьевых горах, по горемычной Владимирской дороге пешком, закованными в кандалы до Сибири («по этапу»). Наконец к концу XIX века стали возить по железной дороге, загружая, как скот, в «столыпинские вагоны». Но были и привилегированные ссыльные…

Мать, сестра Мария и сестра Анна с мужем Марком Елизаровым провожали Володю в сибирскую ссылку до Тулы. Кстати, ехали они в поезде бесплатно благодаря тому, что муж Анны служил тогда на Московско-Курской железной дороге. От Тулы ссыльному Ульянову пришлось добираться до Сибири самостоятельно, но тоже с относительным комфортом. К месту ссылки – в село Шушенское Минусинского округа Енисейской губернии – Владимир Ильич прибыл 8 мая 1897 года. Надо заметить, что Минусинский уезд считался самым здоровым в климатическом отношении местом Сибири.

Хозяин дома, у которого новый ссыльный поселился, был заядлым охотником. Зырянов вспоминал: «Когда я приходил с охоты домой, Владимир Ильич, рассматривая мою дичь, расспрашивал, как мне удается столько много добывать. Я ему говорил, что ничего удивительного в этом нет: дичи в окрестностях Шушенского полно, только знай стреляй».

Однажды Владимир Ильич напросился, чтобы Зырянов взял его с собой на охоту. Тот согласился и даже дал ему разок стрельнуть из своего ружья в утку. Ульянов промазал. Но он был упрямым человеком и со временем научился хорошо стрелять. Тогда купил себе берданку, охотничьи сапоги и стал ходить на озера за утками, дупелями и бекасами. Он писал матери 12 октября 1897 года: «Охотой я все еще продолжаю заниматься. Теперь охота гораздо менее успешна (на зайцев, тетеревов, куропаток – новая еще для меня охота, и я потому должен привыкнуть), но не менее приятна. Как только вывернется хороший осенний денек (а они здесь нынешний год нередки), так я беру ружье и отправляюсь бродить по лесу и по полям… Беру хозяйскую собаку, которую я приучил ходить с собой и которая имеет некоторые (небольшие, правда) охотничьи способности. Завел себе свою собаку – взял щенка у одного здешнего знакомого и надеюсь к будущему лету вырастить и воспитать его: не знаю только, хороша ли выйдет собака, будет ли чутье».

Страсть к охоте осталась у Владимира Ильича на всю жизнь.

Надежда Крупская, обвенчавшаяся с Лениным в ссылке, пишет из Шушенского: «Вообще, теперешняя наша жизнь напоминает „форменную“ дачную жизнь, только хозяйства своего нет. Ну, да кормят нас хорошо, молоком поят вволю, и все мы тут процветаем. Я еще не привыкла к теперешнему здоровому виду Володи, в Питере-то я его привыкла видеть всегда в довольно прихварывающем состоянии».