Сергей Ленин - Маленькие иркутские истории. Материалы для спектакля

Редактор Светлана Булкина

Дизайнер обложки Алексей Яшкин

© Сергей Ленин, 2020

© Алексей Яшкин, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0050-5545-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эта книга – подарок моему доброму другу Римме Юрьевне Соколовой – замечательному иркутскому поэту, заведующей литературной частью «Театра пилигримов», созданному более сорока лет назад ее безвременно ушедшим мужем Владимиром Игоревичем Соколовым – прекрасным композитором.

В книге собраны небольшие рассказы. В ее первой части маленькие иркутские истории. Во второй части – три достаточно больших рассказа. Скажу несколько слов только о первой после вступления, лаконичной и смешной истории «Удивительный собеседник». В этом, казалось бы небольшом повествовании, на самом деле, скрыт огромный смысл. В одночасье рухнула любовь молодого инженера Николая Сергеевича. Он жил и не тужил со своей возлюбленной Катей. Она ждала, когда же любимый позовет ее замуж. Она мечтала стать законной женой. А ему и так хорошо. Время шло, и Кате сделал предложение руки и сердца совсем другой молодой человек. Катя рвалась и металась, но дала согласие тому, кто хотел построить с нею настоящую семью на всю жизнь. Поучительная история для уверенных в себе кавалеров. У Николая Сергеевича сердце разрывалось на части. Он любил, он все понимал, но уже ничего исправить не мог. Он, как перед богом, исповедовался на работе своему умудренному житейским опытом коллеге Прокофию Рудольфовичу. Рудольфыч знал, что в трудной беседе лучше молчать и лишь слушать собеседника. Он и в тюрьму не попал исключительно из-за этого прекрасного качества, когда расследовалось уголовное дело о присвоении бюджетных денег при разработке программы бурения тонким наконечником толстых скальных пород при освоении Квакинского месторождения нефти. Ему, вообще, эта беседа и исповедь молодого неудачника-любовника была до лампочки. Он его вежливо не слушал, не вникал и не сопереживал его страданиям. Он думал исключительно о своем: как успокоить свою истерзанную непосильной инженерно-проектировочной деятельностью душу в предстоящие выходные дни. Его тело уже было почти на рыбалке с корешем Лехой Дулиным в глухой качугской тайге. В его сознании уже потрескивал костер, в эмалированные кружки наливался разведенный сырой водой спирт-ректификат, умыканный из институтской лаборатории.

Вот так и в жизни бывает. Любовь, боль, страдания, сопереживания, зависть, равнодушие…

Во всех историях из этой книги есть свои изюминки, свои жемчужины, алмазы и бриллианты. Надо только уметь их увидеть и почувствовать.

Может быть, многогранный поэтический, театральный гений Риммы Юрьевны Соколовой после написания очередного грандиозного музыкального проекта прикоснется к сему скромному произведению простого иркутского автора, и из этого что-нибудь получится для нашего взыскательного зрителя.

Было бы очень интересно посмотреть!

Моя спальня была заполнена сизым туманом. Тусклый свет старинной восковой свечи еле-еле пробивался сквозь плавно сползающие кудрявые локоны тумана. За окном жутко заухала одинокая сова. Где-то вдали жалобно завыла испуганная собака. Внезапно воцарилась сказочная и таинственная атмосфера надвигающегося чуда. Вокруг все неожиданно замерло. Я был заворожен видением, внезапно возникшим передо мной. В моем кресле… О, боже! Неужели это он? Видеть рядом легендарного человека и не попытаться поговорить с ним? Нет, я бы такого себе не простил. Это точно. И я взволнованно зашептал, боясь спугнуть видение:

– Вот вы, Александр Сергеевич, писатель, поэт и прозаик. Вы много трудились, работали над текстами, их драматургией, рифмами. Выверяли и взвешивали каждое слово. Мне довелось видеть и читать копии ваших рукописей с многочисленными авторскими правками. Читая ваши произведения, невольно ощущаешь свое присутствие в гуще описываемых событий. Сопереживаешь и живешь вместе с героями этих произведений. Как будто бы ты сам находишься там, в их жизни, являясь невидимым и неописанным участником повествования. Я рос на этих произведениях. Маленькому мне читали ваши сказки, это помогало формироваться моему мировоззрению. Ваши стихи и проза помогали в становлении характера юноши. В зрелые годы я обращался к вашему творчеству и открывал для себя все новые и новые горизонты.

Художественный фильм-спектакль «Маленькие трагедии» я был готов пересматривать сотни раз: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы». Каждое из этих произведений было посвящено определенной человеческой страсти, зависимость от которой никогда не приводит ни к чему хорошему. Как же это гениально описано! Вы известны и почитаемы в высшем обществе и в народе. А как быть остальным? Тем, кто тоже пишет и не прорвался пока к признанию. Что им делать для этого? Бытует расхожее мнение: для того чтобы литературному творцу стать всемирно известным, чтобы его произведения стали сверхпопулярными, а он бессмертным, автору нужно самому «завернуть ласты», или «крякнуть», как говорится в народе. Как вы к этому относитесь?

И я пытливо уставился на корифея литературного фронта и волшебника слова, чернила и пера. Клубы загадочного дыма стали подниматься вверх. Они огибали фигуру, очерчивая облик моего задумчивого собеседника, как мастихин или кисть сказочного художника, и расплывались в полутьме. Воцарившуюся паузу прервал голос гения:

– Ну кря.

Он даже не задумывался, ответил влет. Ай да Александр Сергеевич! Я смотрю на классика завороженно и думаю: «Как же иронично и чутко он уловил эту глубочайшую сакральную мысль, эту вселенскую тоску многих творцов по собственной популярности и признанию!»

Я об этом чувстве знаю не понаслышке из соответствующего круга общения. На моем окошке внезапно возникла световая проекция из недавнего прошлого. Как будто кто-то стал крутить старое черно-белое кино о творческих встречах на берегу Ангары. Ранее мне приходилось знавать много самобытных поэтов и художников. Об этом и было старое волшебное кино. Один из таких непризнанных гигантов читал свои стихи на усть-илимском взморье. Он держал в руке граненый стакан с водкой и, устремив свой взор на всплывшие со дна водохранилища деревья, пафосно декламировал: «Ветер, ветер, ты ветрило, ты не дуй мне прямо в рыло… Чтоб стишище писануть, надо малость бухануть».

Потом впадал в рыдания и причитал: «Нет, пока я не умру, моя поэзия не смогет штурмануть заоблачные дали. Только потом человечество будет взахлеб читать мои стихи и ругать себя за то, что при жизни не чтили сибирского поэта, что не уберегли его. Они будут горько плакать, что не смогут соприкоснуться с новыми моими произведениями, которые я уже никогда не напишу по причине своей безвременной кончины».