Юджин Блест - Планетарий

– Что ты бредишь, дурак! ― перебил полупьяного парня другой, много моложе, но с невероятно широкой и пышной бородой.

И если на минутку остановиться и задуматься о причинах того, что борода выглядит на нём действительно как-то странно, даже как-то парадоксально, после некоторого раздумья причина становилась ясна ― чтобы заиметь такую бороду парню надо было отращивать её начиная лет с пяти, что разумеется совершенно невозможно.

– Классики совершенно свободно оперировали и гласными, и согласными!

– Классики ещё смысл вкладывали ― вставил свою реплику делового вида мужичок.

На что первый парень, тот, не совсем трезвый, отмахиваясь от пятидесятилетнего как от безнадёжного дурака, заговорил торопливо и сбивчиво, заметно волнуясь:

– Друзья, позвольте я вам объясню, что я открыл, на личном опыте, вот значит читаю я список песен знаменитого нашего барда, струны на гитаре перебираю, и читаю.

И вот дохожу до строчки «Ещё не вечер». Я ещё этой песни не слышал, и думаю, интересно, что-же у него там дальше, думаю наверно там так: «Ещё не вечер, мама, ещё не вечер»…

…И что же вы думаете…

…Слушаю я потом эту песню, когда впервые услышал, первые слова, думаю, ага, с'час будет, «Ещё не вечер, мама, ещё не вечер…» а там, бля, не «мама», там «капитан!», «капитан!», «ка-пи-тан!»

Не «мама» бля, а «ка-пи-тан»!!!

Между Аркадием и Наумом протиснулись несколько новых зрителей, и Аркадию подумалось, что приди он к прилавку с поэзией несколько позже, в эту самую минуту, то ни секунды бы не сомневался что наблюдает обычный у поэтов приступ безумия или белой горячки, но так он сам в какой-то мере был родоначальником диспута, его охватило тщеславное удовольствие от сознания причастности и понимания таинственной сути поэзии.

– И как начал я, братцы тут писать ― продолжал не совсем трезвый парень, как начал, жена бухает с соседом, детишки голодные, денег нет, а я как начал строчить, после нескольких «е» обязательно должны идти несколько «а», чем больше тем лучше, у меня два в «мама» а в «капитане» три!

– Вот выведенный мной гармонический закон!

– А перед «е» должно идти, конечно же «у»!

– Вот вслушайтесь:

– Седьмой сундук!!

– Седьмой сундук!! ― Сундук ещё не полный!!!

– Шестой сундук! ― наставническим тоном поправил оратора бородатый юноша.

– Седьмой! ― упорствовал оратор.

– Шестой! ― настаивал на своём бородатый, беря с прилавка книжку классика, чтоб привести доказательства своей правоты.

– Вас какая поэзия интересует, классическая или современная? ― спросил Наума пятидесятилетний, делового вида мужичок.

– Мне всё равно, мне овёс заворачивать! ― отвечал Наум, но и в их разговор встрял беспокойный поэт:

– Послал в редакцию я шесть стихов про осень!..

– А из редакции мне их вернули восемь!

И шлёпнул о прилавок стопкой книжек в мягкой обложке, стопку коллективных сборников стихов на самой дешёвой бумаге.

Пятидесятилетней делового вида мужичок, прибавил к стопке ещё каких-то стихотворных брошюрок, и Наум, расплатившись несколькими рублями и медными монетами стал обладателем толстенной стопки книжек.

А с Аркашей в эти самые минуты свершалась совершенно незаметная глазу, но чрезвычайна важная перемена, «кетма одиноко гуляющего человека» сменилась у него «кетмой горящих мостов», если тема интересна, полный список кетм можно найти здесь же, на рынке, он рядом со терминологическим словарём мадам Лаватской, в разделе где книги по астрологии и эзотерике.

– В гору торговля дорогой пойдёт дорогою… ― вдруг забормотал Аркашка, подхватывая у Наума готовую выпасть у него из-под подмышки стопку печатной продукции.

И, тут-же спохватившись, заметил уже своим нормальным голосом ― тьфу ты чёрт, прилипчивая какая хрень, поэзия эта, как же теперь отвязаться от этой хренотени?

– Мне тут мужички сказали, это которые санками торгуют, ну, лыжами там, коньками там, мол, не пойдёт у нас торговля ― поделился Наум с Аркашкой своими опасениями.

― Ждёт их прогорклое, горькое, гнойное горе!

Продекламировал в ответ Аркашка, и Наум подумал что Аркашка окончательно испортился.

― Горе когорте глаголющих гнусно другое!

Вот здесь бы и прозвенеть в голове Науму первому тревожному звоночку. Первому сигналу о том что торговля овсом под руководством Аркадия пройдёт не совсем гладко и окончится небывалым конфузом.

Впрочем жанр данного произведения не предполагает никакой интриги, это не более чем философское эссе, поэтому следует сразу же сказать, что для Наума с его кумом всё окончилось благополучно, более того, впоследствии, в результате многолетней торговли овсом у планетария, по своим деревенским меркам они с кумом стали сказочно богаты, хотя по меркам столицы это разумеется просто пыль, не более чем пыль.

Хотя один неприятный и даже опасный момент всё же случился, но длился те более нескольких минут, и ради будущего благосостояния его можно было и перетерпеть.

– А давай-ка с'час пройдёмся вот там, где художники, мне нужно немного развеяться ― предложил Аркашка ― заодно и на картины посмотрим!

С десяток художников, выставивших на продажу свои картины, являли собой полную противоположность горластому кружку литераторов, и если вдруг кто-либо из прохожих интересовался ценой картины, то непросто было ему добиться ясного от них ответа.

Много времени требовалось художнику что бы осмыслить вопрос, понять что же от него хотят. А когда взгляд его наконец приобретал осмысленность, следовала продолжительная пауза, потом раздавалось бормотание междометий, и наконец, после ещё одной небольшой, но полной колебаний и нерешительности паузы, следовала пауза полная нравственных мучений и невыразимой тоски, и только после этого художник наконец решался огласить цену своей картины.

Кроме того наиболее удачные свои работы опытный художник старается отодвинуть куда-нибудь подальше, куда-нибудь на задний план, так как по опыту знает, что самая лучшая, самая удачная и дорогая его сердцу работа будет куплена самой первой, даже если публика сплошь состоит из самых нетребовательных и мало чего понимающих в живописи граждан.

Это так называемый эффект варвара, старинное поверье, состоящее в том, что если в картинную галерею запустить дикаря, то он бегло осмотрев картины, обязательно надолго замрёт перед общепризнанным шедевром, так что настоящие знатоки и ценители искусства, зная эту наивную хитрость, сразу же идут к произведению упрятанному куда-нибудь в самый дальний закуток. И найдя действительно стоящую работу, старается не спускать уж с неё глаз, и покупку не откладывать, так как художник, не будь дурак, обязательно постарается подменить её наспех намалёванной копией.