Юджин Блест - Планетарий

© Юджин Блест, 2019

ISBN 978-5-4496-2240-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

― Классный пиджачок, не подскажите, где бы и мне разжиться таким же вот пиджачком?

Перед Наумом Дупло (Дупло ― это фамилия Наума Митрича, крестьянина одной из деревушек Дикого Поля, а говоря вообще, не совсем верно судить что фамилия выводится естественным образом из клички или прозвища, и затем переходит к потомкам, на самом деле, когда раздавали фамилии крестьянам, феодалы руководствовались исключительно своими собственными представлениями о прекрасном.

Например барин, любитель ружейной или псовой охоты давал, и давал вероятно совершенно неосознанно, своим подданным фамилии вроде Уткин, Зайцев, Глухарёв, или Лисицын, а дворянин предпочитавший проводить часы досуга на рыбной ловле, естественным образом нарекал подопечных Окуневыми, Карасёвыми, Карповыми, Севрюгиными, etc.

Если же барин был грамотным, и склонялся к учёной латыни, то случались и трудные для понимания формулировки, как например известный казус с фамилией Велосипедов, известной ещё с времён баснословных, когда не только велосипедов, но и простейших самокатов не было ещё и в помине.

На самом же деле помещик, желая как-бы облагородить и облагозвучить ряды своих вассалов, сплошь состоявших из Вислоуховых, Жучкиных, Умкиных и Оборзевичей, переименовывал Стрелкина сначала в Быстроногова, а затем, неудовлетворённый результатом, в Велосипедова, но по ходу повествования мы ещё вернёмся к этому кругу вопросов, речь сейчас идёт вовсе не об этом…

Что же касается самой фамилии «Дупло» нам остаётся только теряться в догадках относительно её происхождения, следует лишь заметить, что наши с вами современники, как только заботы о пропитании и убежище над головой отошли на задний план, стали вкладывать в эту фамилию, и эта тема очень болезненна и тревожна для и по сей день продолжающих свой род потомков Наума, фамилия эта приобрела несколько двусмысленное, и, в зависимости от личностных качеств наследников, временами сексуальное, а местами даже и гомо-сексуальное значение, впрочем, это касается только или подросткового периода, или влияния паров алкоголя, но, тем не менее, фамилия эта и по сей день служит поводом для пошлых и неумных подшучиваний в пубертатной среде старшеклассников и студентов).

– Классный пиджачок, не подскажите, где-бы и мне разжиться таким вот пиджачком?

Перед Наумом стоял средних лет худощавый человечек, (Аркаша или Аркадий Магидсон, если интересны подробности, для экономии трафика не будем на этот раз анализировать происхождение фамилии) одетый самым наипростейшим, и даже несколько аскетичным образом, в крестьянскую, длинную почти до колен рубаху, перепоясанную плетёной тесёмкой, потёртые, плотного денима штаны, окрашенные самым дешёвым красителем, в растоптанных домашних тапочках, что было несколько необычно, ведь далеко не во всех культурах существует специальная обувь предназначенная для ношения исключительно в домашних условиях, обувь которую не принято носить вне дома, впрочем за некоторыми исключениями ― тапочки ещё обязывают надевать при посещении музеев, художественных галерей, медицинских учреждений и цехов где предпринимаются, по примеру кремниевой долины, отчаянные, но неудачные попытки самостоятельно создать высокоточное оборудование.

На самом же Науме красовался парадный, праздничный сюртук, перешедший ему по наследству от евойного ещё дедушки, дедушка же сшил его по случаю своей серебряной свадьбы и успел надеть его всего несколько раз так как вскорости попал в этом пиджаке под грозу и умер от удара молнии.

После починки дырка от удара молнии была совершенно не видна, и кроме того, по случаю поездки Наума в столицу, сюртук был дополнительно прострочен по краям, и даже украшен неким подобием аксельбанта, при активном участии многочисленных тётушек и кумушек Наума, и сопровождался, как это завсегда водится у простонародья, многочисленными криками, плачем, спорами сопровождаемыми взаимными угрозами, оскорблениями и угрожающими замахиваниями предметами домашнего обихода, но результат действительно впечатлял, и Наум отметил для себя, что надо-бы не забыть рассказать у себя в деревеньке, как незнакомый человек из столицы позавидовал его пиджачку и захотел приобрести для себя такой же.

Но Наум не был окончательно и бесповоротно глуп, как можно было рассудить по его внешнему облику, червь сомнения всё-таки немного точил его изнутри, а также приобретённая за долгие годы жизни в Диком Поле крестьянская подозрительность не позволила ему размягчится окончательно, он продолжал оставаться настороже, (ударение на последнем слоге ― «насторожЕ») и он, в свою очередь оглядел стоящего перед ним незнакомца.

Старинная, но живая до сих пор традиция, когда аристократы стремятся одеться как можно проще, а простолюдины из последних сил тщатся украсить себя излишествами была явлена в этом противостоянии во всей своей доведённой до схематической условности наготе.

Да, на Аркаше была одета простая крестьянская рубаха, и Наум не обнаружил ничего вызывающего подозрений, но искушённый наблюдатель сразу бы отметил, что Аркаша также далёк от упражнений с лопатой и тяпкой, как Наум в своём доморощенном сюртуке от дефилирования по фойе театра или вальяжного присутствия на великосветском фуршете.

И если бы искушённый наблюдатель был бы не только искушённым, но вдобавок ещё и склонным к далеко идущим философским обобщениям, он наверно предположил бы, что затраты нервной энергии потраченной на простое одеяние Аркашки, были неизмеримо большими, чем у тётушек и кумушек Наума, пусть эта нервная энергия не расходовалась на крики, слёзы и порывы к мордобитиям, а выливалась в иные формы, например просмотры журналов мод, наблюдения за безупречными образцами и иконами стиля, долгие хождения по магазинам, верчения перед тройными зеркалами…

…И ткань вроде бы и крестьянская, но плотнее и дороже и качественней, и покрой точно по фигуре, и потёртости не возникшие случайно, во время разгрузки воза с дровами или гавном навоза, а тщательно продуманные, и нитка оборвана как-бы с напускной небрежностью, но с точностью выверенной почти до миллиметра…

Наблюдатель философского склада мог бы и дальше длить и развивать свои далеко идущие умозаключения, если б не проклятые тапочки.