Александр Чумовицкий - Если из многого взять понемножку…

Перестали финны плакать,
а над ними в туче Лоухи,
веселится и хохочет,
будто кто её щекочет,
что-то сверху им кричит.
В этом крике финны слышат:
«Как же я от вас устала
чёрной молнией метаться
взад-вперёд, туда-сюда!

Прежде чем к специалисту
плыть, мозгами-то раскиньте!
Сампо сделал Ильмаринен
из пушинки лебединой,
из кусочка веретенца,
и из молока коровы,
и из ячменя крупинки…
Верно? Но такое Сампо
не утонет никогда!»

В воскресный день моя сестра
сидела у костра.
Была моя сестра хитра —
поймала осетра.

И нет моей сестры умней —
не съела осетра:
– Мы поплывем на нём в музей! —
сказала мне сестра.

– В большой, красивый красный дом,
похожий на дворец.
Живет там Лиоплевродон,
он вождь нам и отец!

Из зала в зал переходя,
там плавает планктон,
глаза таращит на вождя:
какой великий он!

Он был рептилией – такой
простой, как мы с тобой,
но с ним воспрянул род морской
в последний смертный бой.

Он с детских лет мечтал о том,
чтобы на всей Земле
кто был нектон, тот стал планктон,
прекрасный, как желе.

И все, кто слушали его,
те шли за ним вперед,
вплоть до ракообразного,
что полз наоборот.

Далась победа нелегко,
и вот мечта сбылась!
До кайнозоя далеко,
но кончился триас.

Мы видим город Петроград
В семнадцатом году.
Бежит матрос, бежит солдат,
Вздыхают на ходу.

Рабочий тащит пулемёт,
Сейчас он упадёт —
Его любой из нас поймёт,
Кто бегал в гололёд.

Скользят отряды и полки,
Не удержав плакат,
Сидят на льду большевики,
И губы шепчут в лад…

Вот так мечта и не сбылась
Рабочих и крестьян.
Поскольку соль не сыпалась,
Был дворник в стельку пьян.

Приплыла к нему рыбка и спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Есть заказ, государыня рыбка…

Помнишь, ты присылала студента
Из строительного отряда?
По корыту к нему нет претензий,
Даже стружку потом прибрал он.

И избу срубил он на совесть,
Сразу видно, что этот парень
Топором владеет отменно.
Да, спасибо, и терем крепкий.

И по царским палатам тоже
У заказчика нет замечаний…
Но неделя-другая проходит,
Пуще прежнего старуха взбесилась…

Не даёт старику мне покоя…
Что мне делать с проклятою бабой?
Может, снова пришлёшь к старухе
Ты какого-нибудь студента?»

Ничего не сказала рыбка,
Лишь кивнула: заказ, мол, принят.
Воротился старик с моря,
А вопрос уж решён радикально.

«Даже слишком…, – старик подумал.
– Но зато я теперь свободен».

Ехал Грека через реку,
сам веселый и хмельной,
сунул Грека руку в реку
и качает головой:

– Надо, надо умываться
по утрам и вечерам…
Здесь, не трудно догадаться:
рак за руку Греку – ам!

Всё в нем страшно онемело,
опустились руки вниз,
и в распухнувшее тело
раки черные впились.

Раки грудь его кусают,
тянут за руки ко дну,
и за борт его бросают
в набежавшую волну.

***

Светит месяц, светит ясный,
невод на песке лежит.
Безобразно труп ужасный
посинел и весь дрожит.

Прибежали в избу дети,
Тянут, тянут мертвеца:
– Тятя, вам подарок в сети
от донского молодца!

Мчатся тучи, вьются тучи,
мутно небо, ночь нежна.
Пригляделись дети лучше:
– Тятя, это не княжна!

Мужику какое дело?
Озираясь, он спешит
и потопленному телу:
– Как фамилия? – кричит.

– Это кто приплыл без спроса?
Кто велел пугать улов?
После каждого вопроса
добавляет крепких слов.

Молвит тот, сверкнув очами
И кусая длинный ус:
– Я не Грека, я – Чапаев!
А тебя я не боюсь!

Поступлю с собой я просто,
Пожалев твоих ребят…
Взял он саблю, взял он востру
И зарезал сам себя.

Есть в народе слух ужасный:
говорят, что каждый год
с той поры мужик несчастный
в ночь урочную поёт.

Ночь тиха, в небесном поле
бродит Веспер золотой,
льется песня на просторе:
«Чёрный ворон, я не твой!»

– Черный ворон, что ты вьешься,
Что ты вьёшься надо мной?
Ты добычи не дождешься…
Ворон крикнул: «Надо мной».

– Что ты когти распускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь…
Ворон крикнул: «Головой».

– Ты лети к моей любимой,
И скажи, что нет другой.
Ты лети сегодня мимо…
Ворон крикнул: «Нет другой».

– Чёрный ворон, брось глумиться,
Я и так уже в бреду…
«Не могу! – сказала птица, —
Я же чёрный какаду!»

Раз морозною зимой
по тропинке лесной
шёл медведь к себе домой —
не один, а с женой.

Шли они своей дорогой
из деревни в берлогу,
а навстречу им мужик —
грозен, хоть и невелик.