Дмитрий Быков - О зверьках и зверюшах

— А давайте и мы чего-нибудь спразднуем!

— Чаво бы это нам спраздновать, — задумывается краснолицый зверек.

— А вот хоть то, что май настал! Пришло первое мая!

— И что это за праздник? — скептически спрашивает кто-нибудь умный. — Первое число каждый месяц бывает…

— Но нас же никто не заставляет каждый месяц праздновать! Мы только сейчас, когда нам нужно им показать… Давайте, робя, напишем плакаты и так пойдем. Дескать, Первое мая, ура!

Зверьки быстро и криво пишут красной краской всякие зверьковые глупости типа «Первое мая — праздник труда, пьяный проспится, дурак никогда!», «Кто не топает, тот не лопает» и странный лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Последнее они вычитали в книжках. Зверьки понятия не имеют, кто такие пролетарии, и думают, что это перелетные птицы, которые, пролетая на юг, объединяются в косяки; но так как лозунг звучит очень красиво, они пишут и его. Зверьки вообще любят непонятные слова. Направляясь со своими транспарантиками в сторону зверюш, они оглушительно стучат в барабанчики и стараются как можно громче топать, чтобы потом с полным правом лопать. Встречные зайцы в ужасе разбегаются от этого красного шествия, а дятлы, чувствуя близкую им идеологию, радостно долбят носами по всем окрестным деревьям.

Впрочем, в Преображенске такой толпой никого особенно не испугаешь: на улицах пусто. Все зверюши в это время с большим воодушевлением слушают пасхальную проповедь и, держа на руках зверюшат, зажигают свечки от благодатного огня, специально к ним привезенного. Зверьки же, радуясь своей хитрости, проникают в зверюшливые домики и, ведомые ванильным запахом, мгновенно устремляются на кухни. Здесь их ждет серьезное разочарование. Куличей нигде не видно.

— Спрятали!

— Это их предупредил кто.

— Или сами догадались.

— Да ты плохо смотрел!

— Ну, иди сам смотри!

Проблема в том, что зверюши берут куличи с собой — в храм. Они их святят. Зверьки понятия не имеют об этом обычае (и, что особенно интересно, повторяют свою ошибку ежегодно).

— Да куда ж они их подевали?!

— В подполе смотрел?

— Смотрел! Только картошка!

— А в плите?

— Сковородки!

— А на окне?

— Цветы!

— Неужели все съели? Быть того не может!

— Может, может! Это они нарочно, чтобы нам не досталось! И тут же в храм побежали молиться, чтобы не было заворота кишок!

Это ужасное зрелище — зверюши стремительно поглощают куличи, чтобы они не достались пришельцам, — приводит зверьков в такое неистовство, что они начинают рычать.

— Сами же звали!

— Каждый год зовут!

— Эти на все готовы, лишь бы зверька высмеять! Поставить в максимально идиотское положение!

— Ни за что больше сюда не приду-у! — плачет самый маленький зверек.

Но в это самое время зверюши начинают возвращаться их храма. Рядом с ними, держась за юбочки, вышагивают радостные, празднично одетые зверюшата. Звеюши несут домой свечки и нарядные, только что освященные куличи. Они предвкушают радости разговления, имеющего смысл, конечно, только после поста.

— Идут! — кричат зверьки.

— Несут! — кричат другие зверьки, более зоркие.

— Не сожрали! — с облегчением понимают незваные гости города Преображенска.

— Ой, зверьки! — радостно говорят зверюши, видя, что в Преображенске заметно прибавилось народу. — Как хорошо, что вы пришли! Христос воскресе!

— Воистину… то есть мы хотели сказать, что мы в курсе, — с вызовом заявляют отдельные зверьки.

— Мы, как вы знаете, не разделяем ваших взглядов, — скромно заявляет седоусый зверек, набирая воздуху для обширного «но».

— Все это только пережиток, проистекающий от страха перед жизнью и невозможности правильно объяснить грозу, — с умным видом замечает маленький очкастый зверек, тоже прочитавший в жизни несколько книжек. — Что до бессмертия, то современная наука начисто отрицает…

— Но кулича она не отрицает, — поспешно добавляет зверек постарше. — В объективной реальности кулича она не сомневается.

— Кулич можно эмпирически пощупать…

— Попробовать…

— Полизать…

— Скорее же! — хором требуют зверьки.

Зверюши несколько смущены таким куличным усердием. Они как-то и не предполагали, что куличи так важны, что самое главное — это куличи, что зверьки прибежали не ради праздника, а только ради куличей с глазурью. Накануне зверюши были у всенощной, и ходили со свечками в крестный ход, и вернулись домой со светящимся в ночи пасхальным огнем. И утром еще были у обедни, и даже забирались на колокольню звонить, оглядывая покрытые нежной зеленью окрестности. И спускались с колокольни по шатким ступенькам счастливые, оглохшие, с полными головами гудящих шмелей, и улыбались, напевая про себя «Христос воскресе из мертвых», и только тогда уже неторопливо шли домой разговляться.

Зверюши накрывают на стол. Стелят праздничную белоснежную скатерть, ставят крашеные яйца и пирамидку пасхи, и куличи, и рыбку, и блины, и сыр, и икру, заранее закупленную и тщательно сберегаемую к празднику, и всякую другую вкусность, и непременно цветочи. Но тут же снуют зверьки, большие и маленькие, тащат вилки, тащат чашки, волокут ножи, насвистывают глупые песенки, таскают за хвосты маленьких зверюш и прячутся под скатертью, чтобы хватать всех за ноги.

Зверьки лопают куличи без всякой благовоспитанности, и лезут ложками в пасху, и забрасывают стол разноцветной скорлупой. Зверюши смотрят на них большими глазами и надеются, что это все поведет зверьков к истинной вере, а стало быть, можно и потерпеть таковую бесцеремонность.

— Вот чего никогда мне не понять, — говорит, наконец, седоусый зверек, выставляя кверху отъетое пузо, — так это ваших праздников. Что за радость — позавчера умер, сегодня воскрес, и так каждый год. Неужто ж непонятно, что не позавчера умер, а две тыщи лет назад, и не сегодня воскрес, а тогда же, что праздновать-то?

Зверюши хмурятся.

— У Бога тысяча лет как один день, — говорит наконец одна.

— Демагогия, — кривится один молодой зверек, не забывая намазывать кулич пасхой.

— Но ведь день рождения ты празднуешь, — урезонивает его зверюша-ровесница. Они с этим зверьком когда-то играли вместе, и зверек вполне по-человечески реагировал на ее рассказы из Священной истории, но прошли годы, изменившие его отнюдь не к лучшему. В подростковой зверьковой среде отчего-то принято вести себя как можно хуже и полагать это признаком мужества.

— День рождения! — насмешливо тянет зверек. — Я же вот он! А где Бог?

— Придет — увидишь, — язвит юная ядовитая зверюша, которой жители города Гордого побаивались еще в бытность ее аккуратной девочкой в красном платьице. Она и тогда за словом в карман не лезла, и сегодня сурово отшивает воздыхателей. — Мало не покажется.