Варвара Карбовская - Идолопоклонники

– Павлик!.. То есть, простите, конечно – Павел Назарыч, но это все равно. Ах, боже мой, какое счастье, это сама судьба!

Павел Назарыч отгибает бобровый воротник, смотрит с высоты своего внушительного роста на пожилую маленькую женщину в потрепанной беличьей шубке с пролысинами на боках и на рукавах, в чепце, сшитом из клетчатого кашне, и вдруг вспоминает:

– Ми…

Нет, Милочкой ее назвать неудобно и просто даже невозможно, а отчество он позабыл. Но она радостно смеется и кивает головой в клетчатом чепце.

– Вспомнили? Милочка Бутакова. Ну, если хотите – Людмила Ивановна, но это тоже все равно. Неужели мы не виделись целых двадцать пять лет, бог мой!..

– В самом деле, двадцать пять лет, – повторяет Павел Назарыч и улыбается, чтоб не показать, что он вовсе не рад этой встрече.

Действительно, четверть века тому назад была Милочка Бутакова, были субботники, воскресники, строили школу, разгружали баржи с дровами… Ездили за Волгу, жгли костры, купались, даже… ну, даже, предположим, целовались. Но – и все, и только. И сейчас положительно нечему уж так особенно радоваться. Потом он женился на Любе, а Милочка вышла замуж за Петю Колотилина. О! Вот и тема для воспоминаний, если уж так необходимо что-то вспоминать при встрече. Чудесный был парень Петя Колотилин. Когда-то вместе учились на рабфаке, дружили, пели на два голоса «Сме-ело, товарищи, в но-огу». Хорошо выходило.

«И у меня действительно так и получилось, иду в ногу с веком, – одобрительно и ласково думает о себе Павел Назарыч, – а вот Петька, видимо, поотстал, ничего что-то о нем не слышно». И ему уже искренне хочется узнать про забытого товарища своих молодых лет.

– Как Петя, жив, здоров?

– Ах, если бы Петя был жив, все было бы совершенно иначе, – вздыхает Милочка.

– Когда же он?… – Павлу Назарычу не хочется произносить слово «умер».

– В сорок первом, под Орлом.

Теперь ему становится совестно и не по себе. Ведь вот, хотел поскорей отделаться от этой ненужной Милочки, а тут, может быть, большое человеческое горе и нужно проявить участие и даже чем-то помочь… Но Милочка, еще раз вздохнув, опять улыбается, и даже кокетливо, как в молодости, но вместо ямочек на щеках по ее лицу разбегаются бесчисленные морщинки.

– У меня ведь сын! Радость, гордость, вся моя жизнь! Правда, он не похож на Петю, весь в меня. Но ведь когда-то и я была… вы помните?

Она заглядывает Павлу Назарычу в глаза, и ему уже не хочется проявлять участия, и он жалеет, что не задержался в министерстве лишние пять минут, тогда бы не произошла эта встреча.

– Я об вас все-все знаю, – лепечет Милочка. – Читала вашу статью о воспитании молодого поколения… Чудесно! Я так и сказала сыну: «Котик! – его зовут Константин. С автором этой великолепной статьи мы были когда-то большими-большими друзьями. Он такой же, как твой отец, прекрасной души человек! Совсем еще мальчиком участвовал в гражданской войне, потом учился, работал всю жизнь не покладая рук, и вот теперь имеет имя, пользуется всеобщим уважением». У вас в статье, Павел Назарыч, так изумительно сказано о том, какой должна быть наша молодежь, о честности, о любви к труду, о морали и вообще…

«Что это она мне так льстит», – думает Павел Назарыч, но все-таки ему приятно. Многие хвалят его статью. Да ведь и то сказать: он писал искренне, с увлечением. Когда писал, мысленно представлял свою дочь Катю. Правда, последнее время Катя живет в Ленинграде у тетки и он ее давно не видел, но она именно такая: честная, трудолюбивая, чистая. Он любит свою Катю.

– Славный у вас сынишка?

– Сынишка! – Милочка заливается счастливым смехом. – Сынишке уже двадцать лет! Ах, надо, чтоб вы на него посмотрели. Я – мать, но скажу прямо: красавец! Девушки от него без ума, только и звонят: «Попросите Котика! Можно Котика к телефону…» Но…

Она кладет свою руку в дырявой перчатке на рукав Павла Назарыча. Они идут по бульвару, порошит снежок. Павел Назарыч сам не знает, куда они идут и долго ли так будут идти, а спросить неловко.

– Но ему, бедному, так не везет! В институт не попал. – Милочка говорит с раздражением: – Сами понимаете, не так-то легко без протекции!

Павел Назарыч хмурится. Ведь он же сам писал, что молодежь должна честно трудиться, учиться, не приучаться к иждивенчеству. Неужели эта старая Милочка не понимает?

– Ему уже двадцать лет, почему же только теперь в институт? – сдержанно спрашивает он.

– По болезни, он такой нервный. И скажу больше: из-за косности, черствости и даже корысти некоторых педагогов, да, да, да! Были такие в школе, уж я натерпелась! Два года продержали Котика в четвертом классе, два года в шестом, хотели заткнуть его в ремесленное, но я буквально всем горло перегрызла! Теперь хочу, чтоб он в августе опять держал в институт, а пока мальчику нужно отдохнуть, набраться сил. Пускай поживет на курорте, а там, со свежей головой – за учебу. Друг мой!..

Она уже обеими руками держит Павла Назарыча за рукав и семенит рядом с ним, а Павел Назарыч думает, что, если встретится кто-нибудь из знакомых, ему будет неудобно.

– Друг мой, почему я сказала, что это сам… – она хотела сказать «бог», но передумала, – сама судьба послала вас? Я бы, конечно, никогда к вам не обратилась, из гордости, из скромности, думайте, как хотите. Но сейчас это судьба! Вы не откажете мне в память Пети. Поверьте, мне трудно говорить об этом, но я только что шла и думала: к кому обратиться? И вдруг – вы!.. Понимаете, у меня есть две тысячи, но мне необходимо еще тысячу рублей… Я постараюсь вам отдать очень-очень скоро! Но вы войдите в мое положение: я же не могу отправить мальчика без копейки! А тут было столько расходов, я сделала ему два костюма. – Она смеется деланно веселым смехом и грозит пальцем в рваной перчатке: – Ведь вы, мужчины, тоже страшные модники, да, да, да! Выдумали новый фасон брюк – покороче, поуже, с широкими манжетами, длинные пиджаки. Я не хочу, чтобы мальчик был хуже других! Потом купила ему летнее пальто… Но я отдам, я очень скоро отдам, я набрала массу сверхурочной работы, я ведь машинистка, и квалифицированная!..

Павел Назарыч мельком взглядывает на ее лысую шубку, резиновые расшлепанные боты, на усталое, блеклое лицо и отмечает с удовольствием и даже некоторым творческим тщеславием, что Милочка – живая иллюстрация к его статье, которая называется: «Идолопоклонники». Вот и Милочка, удовлетворяя свои эгоистически-страстные чувства, создала себе кумира из своего сына, молится на него, приносит ему жертвы и, по сути дела, калечит мальчишку. И ему хочется втолковать этой глупой, старой Милочке, что она хоть и читала его статью, но не извлекла для себя морали. Ему даже хочется сказать ей что-нибудь этакое суровое, чтоб до нее дошло; в этом вопросе он не-по-ко-лебим!