Павел Асс - Фронты

Тот именем закона, ударяя при этом по голове дубинкой, успокоил возбудившегося Слонова и отправил его вместе с девицей- лесбиянкой ночевать в участок. В участке уже расположились почти все юнкера его взвода и ряд городских девиц, задержанных за самоволку имперским патрулем.

Конечно же, больше всех о знакомстве своих воспитанников с девицами из "дворянского собрания", переживал сам майор Секер. Особенно он разволновался, когда получил анонимное донесение Слонова о том, что некоторые из юнкеров заразились в "гнезде дворян" и тяжело перенесли СПИД.

Секер поручил ветеринару Мерзивляну старательно осмотреть срамные места воспитанников и выявить заболевших, на что Мерзивлян решительно отказался. Дело вовсе не в том, что он опасался заразиться, хотя и это, само по себе, немаловажно, просто никаких лекарств у Мерзивляна сроду не было. Вместо того, чтобы выполнить указ майора, ветеринар подкупил адьютанта Секера, Палыча, двумя литрами чистого, как слеза младенцы, сидра и попросил его отправить всех юнкеров на Маневры. Уже после выпитого литра Палыч согласно закивал головой, обещая обо всем договориться с Секером, и Мерзивлян вконец ему доверился и успокоился.

А Блюеву накануне выхода на Маневры снился эротический сон.

Идет Блюев в штатском по городу, и удивляется всему, чего бы не встретил. Причем, встречает он вещи престранные: плакат прибитый к стене "Размножение на улице запрещено", другой плакат — "Гадить и плеваться на улицах — запрещено", третий плакат — "Кто гадит в лифтах — тот ублюдок", но мало этого, и еще один — "Называть городового быдлом — Сибирь."

И представьте себе, ни одной липкой путанки, ни одного брошенного пьяного или окурка. На Блюеве скотноподобное штатское платье, в котором чувствуешь себя иностранцем. Люди вокруг — тоже какие-то вроде не родные, не русские, а трезвые, на вид милые и опрятные.

Ткнулся было к одному из них Блюев с претензией — "Мужик, курить не будет?", так тот отвечает изумленно — "Здесь, сударь любезнейший, не курят, сам вообще не курю — и вам не советую."

Блюев с досады от сказанного чуть было не впялил мужику, но растерялся. "Куда же я попал? — задумался он. — На Же не похоже, да и на Отсосовк, поди, тоже…

Идет дальше и щипает себя за зад, чувствует будто все со вчерашнего перепоя ему мерещится. Похмелиться надо бы, а тут напротив вывеска во всю стену — "Купец Членпродамсвоев. Закусочная. Охраняется Гильдией Купцов."

Удивился Блюев: такие заведения с детства за три версты нюхом чуял, а тут не заметил. "Может, во сне сидр чем другим пахнет?" — думает он, открывая тяжелую дверь.

За дверью явилась юнкеру длинная зала, ковром застланная, посередине стол, заставленный явствами, а у дальней стены — стойка с бородатым буфетчиком.

— Эй, любезнейший! — кричит Блюев и чувствует, что кричать-то он кричит, только слова совсем не те получаются. Что-то вроде "бисм-илла иль-рахман ар-рахим, кильды-бульды сыкозик".

Крикнул снова — все хуже и невразумительнее вышло. И тут Блюева осенило — А ведь здесь нет сидра-то! А что есть — неизвестно.

"Я ведь сам мечтал о таком вот мире, где нет сидра и быдло вокруг не видно", — думает так Блюев, и снова рот разинул от удивления.

"Вот оно — все иначе, и я, вроде, другой уже стал, здесь как-то непривычно, так и хочется буфетчику в репу и не объяснять ему ничего."

Думает так себе Блюев, а сам идет к стойке, и вдруг все смешалось у него в глазах, и он ощущает себя совершенно голым, и к тому же не мужчиной, и даже не девушкой, а толстой женщиной. "Ай!" — думает Блюев, и тут выпрыгивает откуда-то из кустов поручик Слонов, накидывается на него и начинает как любезницу насиловать. Что говорить, даже неприятно стало Блюеву. Придумал он кричать и кусаться, и вот — неожиданно оказывается, что нет никакого Слонова, а он Блюев сам кого-то насилует (кажется, государя Императора). И насилует до последней степени, так, что во сне рычит и просыпается обсдавшись…

— Хорошо бы стать генералом, — мечтал Блюев, привалившись спиной к стене окопа.

У юнкера Блюева уже был один знакомый генерал. Блюев видел его однажды во время проведения смотра солдатской пляски. Фамилия у генерала была Мюллер и был он весь расшит лампасами и галунами, в общем, смотрелся неотразимо.

— Сначала я стану полковником, — думал Блюев, решив, что генерал — это все же слишком. — Полковником стать легко… Надо совершить какой нибудь подвиг. Спасти в бою, к примеру, государя Императора…

Был полдень. Между тем, какая-то нахальная птица, пролетая мимо, обгадила мундир Блюева. Юнкер отряхнулся, стараясь не отпускать столь радостные сердцу мысли.

— Чтобы выбиться в полковники, — думал он, — надо просто оставаться в живых после каждой битвы, а остальные чтобы помирали налево и направо. Тогда тебя будут поднимать по служебной лестнице. Оставаться в живых в этом пекле, может только хороший солдат, а для этого главное — быть примерным юнкером.

— Если я буду хорошим юнкером, — внушал себе Блюев, — быть мне в скорости неплохим полковником. Или даже прапорщиком…

Что почетнее — полковник или прапорщик, Блюев, да и никто из его товарищей, не знали. Эти данные хранились в канцелярии корпуса в строжащей тайне от юнкеров.

В редутах Слонова, по благородному решению начальства, находился только один взвод, куда входили сам Блюев и его приятель — Адамсон. Имена остальных юнкеров, не ставших нашими знакомыми, теперь позабыты, а вскоре и вообще станут маловажны.

Старшекурсники Шестого пехотного под предводительством капитана Малокайфова разбрелись по городу с названием Же в поисках сидра и женщин, а два других взвода юнкеров первого курса, в том числе старательный юнкер Хабибулин, были переданы под командование уверенного обер-лейтенанта Каца и направлены для постройки загородного домика и Шлагбаума для майора Секера.

В милях двух прямо напротив одинокого взвода поручика Слонова и, собственно говоря, окопа юнкера Блюева, размещалась передовая линия обороны, сплошь укопанная старыми равелинами, батальона юнкеров столичного Пехотного корпуса графа Менструраннего. Там, по всей видимости, готовилась атака на редуты Слонова, и потому изредка взвизгивала нерешительная труба, стучал барабан и доносилось ржание лошадей.

Ко всему прочему, было заметно, что к вражеским юнкерам прибыла имперская кухня. Блюев с тоской подумал о том, что завтрака им не видать, да и обеда с консервами, пожалуй, тоже. Поручик Слонов то и дело хотел приблизить Учения как можно ближе к боевым, чтобы нерасходованные продукты утаить и обменять в штабе на сидр. Сам он пил где- то неподалеку в лесу со спивающимся ветеринаром Мерзивляном. Пили они, впрочем, вовсе не сидр, а спирт медицинский, отчего не получали должного удовольствия.