Люда Тимурида - Моя профессия ураган

Когда приблизились Великие Праздники Рождества, на которые съезжался весь цвет

Дивенора, все Властительницы, принцы, князья, аристократы, напряжение стало буквально ощутимым. Что-то висело в воздухе. Церковь намеревалась превратить все в свой триумф. Несмотря на гибель черных тэйвонту и падение своего авторитета, она контролировала все. Говорили, что это просто провокация, чтоб вызвать бунт и наказать город. Власть их крепка как никогда, король сумасшедший, но полон сил, то есть правят верные соратники и государственные чиновники; его сын — еще глупый юный развращенный малолетка, полностью под влияние советников, и неспособен, да и не имеет права при живом отце править по возрасту; враги уничтожены, пусть и жестокой ценой; осталось подавить сопротивление и разбить глупые иллюзии.

Кто-то из маленьких тэйвонту — люты — все время наблюдал за нами — я заметила, как они подсматривали в щель в дальнем углу на репетиции, ибо официальное присутствие посторонних все запретили.

В день премьеры родители девочки, исполняющей роль дочери Маэ отказались от участия и забрали дочь, запуганные угрозами. Никакие штрафы не помогли — у них оказались откуда-то деньги. Эфраимос бегал по сцене с отчаянным лицом:

— Что делать, что делать, проклятье! — сквозь зубы без шуток застонал он. — Ее замена из второго эшелона вообще исчезла, а ведь это ребенок! Его не научить быстро. Это одна из ключевых фигур! Это заранее подготовлено, чтоб сорвать впечатление плохим исполнением. Это конец… Сделать ничего невозможно, а дети балерин вообще не пришли… — лицо у него было перекошено болью и отчаяньем.

Вся группа застыла в отчаянье от такого известия. Вот это был действительно провал. Найти в таких условиях опытного маленького ребенка танцовщика, не смутившегося бы на сцене под взглядом враждебных миллионов громадного амфитеатра, научить сложной партии за оставшиеся тридцать минут было бы невозможно. Возникло гробовое молчание.

Я улыбалась.

Они подумали, что я сошла с ума.

— Все пропало… — тихо заплакала Рила. Танцовщицы плакали.

Я же, улыбаясь, медленно повернула голову в дальний угол зала, и долго молча пристально смотрела туда. Точно в щель вдали зала.

Они все подумали, что я свихнулась от несчастья.

— Когда тут у меня тут были для беседы маленькие тэйвонту, — очень четко и властно сказала я, — они заявляли, что хотели бы танцевать со мной хоть маленький танец… И всегда готовы помочь, если с маленькими танцовщиками что-то случится… К тому же, я уверена, что они все запомнили, оценили, и даже говорили, что они вот могли бы лучше…

Наши балерины теперь были уверены, что я чокнулась, ибо говорила с пустым залом.

Там же вдруг послышался ребячий гомон и спор.

Как только Эфраимос уловил детский голос, он тут же преобразился. Как по мановению палочки он утратил грусть и так идущую ему горечь и отчаяние, и появился снова толстый шутник.

Остальные же заплакали. Ибо я свихнулась! Так жаль!

Вместе с Эфроимосом.

В это время послышался шорох, что-то отодвинулось, и из отверстия в конце амфитеатра показалось два отряда вихрастых маленьких люты, во главе с уже моим знакомым маленьким командиром. А я, до этого спокойная, вдруг застыла — я как-то уже поняла, кого я опять увижу. Когда я обратилась, у меня как-то выпало из головы, кто может с ними быть.

Малыши отчаянно ругались.

Я же никого не видела. Я опять начала вздрагивать. Рила, заметив, птицей кинулась ко мне, закрыв меня руками.

Эфраимос мигом был у них, и что-то выяснял.

А потом они, поняв, что со мной что-то происходит, уже все вместе, притихшие, оказались около меня.

— Ника, что происходит!? — с истерикой выкрикнул Эфраимос, думая, что и со мной что-то случилось. И тряся меня.

Я же его не слышала.

Он яростно закричал. Я его не видела.

Я со страхом отвела руки от глаз.

ОНА была здесь. Дочь. Все взорвалось теплом.

— Ничего, — со слезами еле выговорила я, приходя в себя, стараясь не смотреть туда, но замирая от глупого счастья. — Это у меня истерика!

Я снова смотрела на нее, скосив глаза.

Их было четыре звена люты.

Раздался удар колокола.

— Время идет… — тихо сказала я.

— Осталось двадцать минут… — простонал Эфраимос.

Я очнулась. И стала сама собой — уверенной, решительной, четкой, мгновенной и жесткой.

— Вы будете играть? — уже властно и сурово спросила я маленьких детей.

И опять удар.

— А кого вы выберете? — запинающимся голосом спросила ОНА.

Я не выдержала, и взяла ее на руки, наплевав на все. Я взяла ее открыто. Слезы текли у меня по щекам.

— Как тебя зовут? — тихо спросила я, прижимая ее к себе.

Она покачала головой.

— Ника, скоро начало! — как ударил Эфраимос, приводя меня в чувство.

— Если вы согласны, — оставив ее на руках, сказала я детям, — то я хотела бы, чтоб сейчас попробовали повторять за мной вы все… что я буду делать в ускоренном темпе. Я имею в виду девочки. Я протанцую вам партию Савитри раз в двадцать быстрей, запоминайте. У вас двадцать глаз. Затем продемонстрируете.

Потом я выберу лучшую… — я осторожно опустила девочку на пол.

Она ужасно нахмурилась.

— За быстрым танцем я покажу все сложные элементы в медленном темпе… — спокойно закончила я. — Что непонятно. Вы будете помогать героине разучивать эти элементы совместно, а также учить их сами… — я помолчала и тяжело добавила. — Мне нужны дублеры роли ребенка, чтобы, в случае, если выбранная девчонка растеряется на сцене, — я не смотрела на своего ребенка, — ее тут же сменили, и так далее, не испортив балета… И еще, — я помрачнела и замолчала.

Долго молчала. А потом все же решилась и твердо тихо выговорила: — А потом, исполнительницу роли Савитри могут убить.

Запала оглушительная тишина.

В абсолютной тишине я начала роль Савитри. Я всегда знала все роли балета.

Жестко, почти в полную силу своей реакции, не скрывая теперь своих способностей. Превращая и этот ускоренный показ в прекрасный парящий легкий танец. Они замерли еще тише, раскрыв рты.

Потом я быстро, прямо с ходу показала довольно медленно все сложные элементы, раскрыла секреты движений. Надо учесть, что в замке Ухон среди девочек тоже был популярен балет, они владели азами и ставили балеты для себя. К тому же я была уверена, что они не только подглядывали, но и спорили и показывали детские и взрослые подсмотренные роли где-то у себя в компании, хвастаясь и проверяя. Уже дети тэйвонту должны были обладать абсолютной памятью, зрительным воображением и цепкой наблюдательностью.

Потом снова показала первую сцену с Савитри в нормальном темпе, радостно, легко, блестяще, светло, любяще, почти зависнув в воздухе… И резко оборвала.