Ярослав Гашек - Урок закона божьего

Дело несложное: выставить зад всем напоказ и дать опытной руке законоучителя отколотить тебя проклятой тростью.

Эти сцены повторялись регулярно через день. С ласковой улыбкой клал Горачек ребят одного за другим к себе на колено и говорил им:

– Благодарите бога, мерзавцы, что я могу пороть вас.

Как-то раз Вепршек из соседнего села Козьи Дворы принес известие, что хорошо, мол, намазывать трость чесноком: будто бы не так больно, а трость от удара ломается.

Известие это так отвечало их безумным мечтаниям и они до того уверовали в этот самый чеснок, что во время затирания трости Кратохвал даже плакал от радости.

Но произошло то, что можно назвать крахом всех чаяний короуповской школы, печальной повестью об обманутых надеждах.

Законоучитель исчерпывающим образом разъяснил им все на их задах. А затем прочел лекцию на тему о том, что проделка их с чесноком есть не что иное, как обман – к тому же смешной, как они могли убедиться. Наказаны они по заслугам: ведь они хотели обмануть бога. Он описал им губительные последствия, которые их поступок может иметь для них на всю жизнь. Это первый шаг к нравственному падению и полной гибели. Он готов душу свою прозакладывать, что чеснок ими украден, и за это он их еще раз выпорет. Нет никакого сомнения, что все они, за исключением сына управляющего Веноушека и Зденека (эти двое никогда не подвергались порке; отец Зденека был членом школьного совета), кончат жизнь на виселице...

Так безрадостно уплывал день за днем, не принося никаких перемен. Казалось, над короуповскими ребятами навис неотвратимый рок, от которого нет защиты. Однако хромой Мельгуба придал всей этой религиозной борьбе новое направление.

Играя с товарищами возле пруда, он поделился с ними результатами проделанного дома опыта с бумагой: он набил себе в штаны бумаги и разбил горшок с молоком; eго тотчас отхлестали ремнем, и боль была вдвое слабее, чем при обычных условиях. После этого сообщения школьники прониклись к бумаге таким же уважением, как китайцы, подбирающие каждую бумажку, чтобы сберечь ее; только в данном случае, наоборот, бумага должна была уберечь своих почитателей. Сын купца Мистерка взялся доставлять спасительное средство, и законоучитель скоро заметил, что на лицах несчастных уже не появляется столь ярко выраженных признаков страданья.

Тщательно вдумавшись в это обстоятельство, он пришел к выводу, что, видимо, у них огрубела кожа и что ему необходимо обзавестись для уроков закона божьего более крепкой тростью, поскольку господь бог позволяет произрастать также более твердому и толстому камышу.

И вот, выстроив в ряд перед кафедрой приговоренных к экзекуции, он объявил им, что они, видимо, слишком привыкли к тонкой трости.

– Вот тебе деньги,– обратился он к Мистерке. – Скажи папе, чтоб он прислал мне трость покрепче.

Видя, что лица преступников изображают полную растерянность, он потер себе руки. Губы его исказила жестокая гримаса. Он уже предвкушал новое наслаждение.

Отец Мистерки выбрал отличную трость, толщина которой сводила на нет все значение защитного слоя бумаги.

Возникла необходимость усовершенствовать изобретение, и однажды Мельгуба произнес возле пруда слово:

– Картон!

Оно произвело нужное действие, и законоучитель на уроках опять завздыхал:

– Господи, до чего толстокожи!

И в конце концов велел Мистерке купить еще более крепкую трость. На этот раз она была самая крепкая из всех, какие только бывали в Короупове. Картон ударов ее не выдерживал.

– Теперь нам крышка!– вздыхал возле пруда Мельryбa.

На следующем уроке закона божьего они сидели за партами, уныло глядя в пространство. Понимали, что всякая борьба бесполезна. Только Вепршек слегка улыбался.

В результате неправильных ответов на вопрос о том, когда бог впервые явил людям свое неизреченное милосердие, перед кафедрой предстало пятнадцать человек – в том числе и Вепршек.

Десять из них были уже выпороты и ревели, услаждая сердце наставника, когда настала очередь Вепршека.

Вот он лег на колено законоучителя. Вот толстая трость засвистела в воздухе и... бумм! Раздался страшный гром, как если бы кто изо всех сил ударил в литавры или трахнул дубиной в большой гонг.

Выпустив улыбающегося Вепршека, законоучитель взревел:

– Долой штаны!

Вепршек перестал улыбаться, спустил штаны и подал законоучителю жестяную табличку, которую взял накануне в костеле.

Законоучитель прочел на ней:

«Жертвуйте на построение храма божьего!»

Я не знаю, сколько теперь стоит маленький язычник – негритенок. При нынешней всеобщей дороговизне возможно, что бедные негры и вздорожали. Ведь расходы добрых миссионеров и духовенства увеличиваются с каждым днем.

Несколько лет тому назад маленький негритенок стоил двенадцать золотых, как нам говорил об этом в школе ксендз – преподаватель закона божьего.

Он утверждал, что существует одно общество, которое собирает деньги на покупку негров. Затем он говорил что-то о святости крещения и кстати поставил единицу по закону божию бедному Матвею, который, не имея представления о крещении, говорил, что при крещении дитя опускается в воду и держится в воде до тех пор, пока не окажется крещеным. Кроме этой единицы, ксендз за его смутное представление вообще о религии высек его при всем классе.

После проведения экзекуции над бедным Матвеем господин ксендз мягко говорил о том, что дети всюду собирают между собой деньги на выкуп и крещение маленьких негров.

– Так и вы, дети, должны будете собирать между собой деньги на негров-язычников. Просите при каждой возможности своих родителей, бабушек, дядей, тетушек, чтобы они жертвовали в «негритянский фонд». А ты, – указал он на меня, – будешь хранить эти деньги. И когда у тебя скопится двенадцать золотых, мы пошлем их епископу в Триполи, а тот перешлет их архиепископу в Алжир, который уже на эти деньги купит маленького негритенка. Где-нибудь в пустыне среди пальм ксендз окрестит его святой водой и отправит в Александрию, в Египет, чтобы там, в Египте, за нас с вами и за все наше село молились богу. За вас – потому, что вы купили, за меня – потому, что я организовал вас для этого святого дела. Те из вас, кто имеет какие-нибудь сбережения, пусть пожертвуют их в фонд. Мы не должны забывать, что несчастные негры, находясь в рабстве, горячо желают только одного – как можно скорее принять святое крещение.

С тех пор мы собирали деньги на негров. Конечно, без драки дело не обошлось. Сын старосты перед всеми хвастался, что если бы он хотел, то мог бы и один купить себе негритенка, за что мы расквасили ему нос. Негр, которого мы купим, будет принадлежать всему классу. Обедать он будет ходить из дома в дом и всюду превозносить христианство. Мы его будем купать, баловать, водить на поводу, а он будет прославлять бога и благодарить нас за то, что мы его купили и крестили.