Ярослав Гашек - Урок закона божьего

– Рабская его душа, – говорил уже пострадавший из-за негра Матвей, – я его выпорю за свою смазку. Я отведу его на пруд и выдеру жгучкой. Только, ребята, собирай деньги, я ему устрою забаву. Я его тут буду каждый день крестить. Я его рабскую душу заставлю жить под водой, чтобы он знал ее вкус в Зубринском пруду,

Итак, мы «ради забавы» собирали деньги. Моей роли кассира все завидовали. Деньги я должен был все время носить при себе, преследуемый по следам многочисленной ревизионной комиссией, опасавшейся, чтобы я не растратил их на медовые пряники, рожки, сладкий сыр и прочие вещи и тем самым не встал на путь преступления.

В первое время наши родственники подумали, что мы все сошли с ума. Каждый из нас, придя из школы, занялся вымогательством и рассказал о том, что нам необходимы деньги для негра, которого за двенадцать золотых будет крестить господин ксендз. Но затем на нашу сторону перешли все дедушки и бабушки, развязывавшие узлы своих платков и жертвовавшие крейцеры в негритянский фонд. При этом от умиления бабушки плакали, а старички мечтали, как с ними будет ходить в костел маленький негритенок и петь стихиры [2] Стихиры – церковные песнопения. ; а самый набожный, дедушка Швейцар, нализавшись, как-то сказал:

– Когда наш негр вырастет, мы пошлем его депутатом в парламент.

Деньги собирались быстро. Тот сэкономил пятак, тот гривенник, и наконец через месяц, как раз перед катастрофой, я констатировал, что у меня в кармане десять золотых.

Рядом в селе открылась ярмарка, на которой мы решили посмотреть бродячих артистов. Свой мешочек с общественными деньгами я взял с собой. Его я всегда носил на шее и с ним спал. Матвей от отца, а я от своего дяди получили по десяти крейцеров.

– Матвей, – сказал я, – отложим по пяти крейцеров на выкуп негритенка, а остальные пять израсходуем.

– Из-за черной души я не хочу, балда, портить себе ярмарку. Ты можешь делать что хочешь, а я израсходую все свои деньги.

Ярмарка была чудесная: фокусники, карусель, качели, марципаны, разные сладости, тиры, силомеры – все это моментально поглотило десять крейцеров Матвея, в то время как я ничего не израсходовал. Но, когда опечаленный Матвей ушел домой, я бросился с головой в ярмарочные удовольствия: проехал на каруселях, купил пряников, а затем... затем дело дошло и до общественных денег. К вечеру я израсходовал два золотых...

Господин ксендз любил играть в карты. В тот день, когда я растратил деньги из негритянского фонда, он весь вечер играл с учителем и старостой в пивной моего дяди в двадцать одно. Ему не везло. Он проиграл последний золотой, когда я, отягощенный сладостями и сознанием преступления, возвращался домой.

– Выйдем во двор, – сказал он мне, – я хочу с тобой поговорить.

Мы вышли на лестницу. Внутри меня все дрожало.

«Так он уже знает все. Он всеведущ и вездесущ. Я погиб».

– Сколько у тебя денег, собранных на крещение негра?

Я, сдерживая желание разрыдаться, с минуту молчал.

– Я хочу знать – сколько?

– Восемь золотых.

– Ну так дай их мне, – сказал ксендз.

У меня сразу отлегло от сердца. Я вытащил свой мешочек и передал ему восемь белых золотых, и все с ангелами. Господин ксендз погладил меня по голове, положил их в карман и снова ушел играть в карты.

Вечером я наблюдал за игрой.

– Иду по банку, – сказал господин ксендз.

– Пожалуйста, ваше преподобие, – отвечал учитель.

Ксендз проиграл, спокойно полез в карман и вынул оттуда восемь золотых. В банке стояло два золотых с ангелами... мои золотые. До десяти часов он проиграл все мои деньги.

Затем он вышел вновь за мной на лестницу и спросил:

– У тебя больше нет денег? Черта с два так соберешь на негра. Вы, шантрапа, никогда не дождетесь крещения бедных негров!..

И мы действительно не дождались.

На другой день на уроке закона божьего господин ксендз сказал:

– Вчера собранные вами деньги я отослал архиепископу в Алжир. Собирайте дальше на другого негра. Бог вас благословит и поможет в вашем благом начинании. Деньги теперь передавайте мне.

Эти деньги господин ксендз продолжал проигрывать в очко... Конечно, долго так не могло продолжаться. Но все-таки как усердно мы заботились с господином ксендзом о крещении бедных африканских негров!

На рождество сироту Пазоурека заперли в кладовую, где хранились мешки с мукой, а также – о радость! – мешки с черносливом.

Это открытие было первым лучом света в окутавшем Пазоурека мраке безнадежности. Пазоурек охотно воздал бы хвалу господу за чернослив, если бы не был в таком настроении, когда невольно ругаешь именно господа бога.

Пазоуреку было совершенно ясно, что как раз по милости этого самого господа бога он и сидит взаперти.

Устроившись поудобней на мешке с мукой, он начал вспоминать по очереди все подробности рождественского вечера.

Вспомнил, как сперва в приюте появился Христос в образе учителя закона божьего, потом – директор приюта, еще два каких-то толстых господина и один долговязый, который все время сморкался и которого все называли «ваше превосходительство». Потом двое самых примерных сирот принесли из директорского кабинета пакетики с дешевыми шейными платками, сложили их под рождественской елкой и, поцеловав руку господину законоучителю, отошли в сторону.

Немного погодя пришли какие-то дамы, среди них одна вся в черном. Она гладила сирот по голове и расспрашивала их о покойных родителях.

Тоник Неговов ответил, что у него родителей совсем не было. Остальные сироты захохотали, а один мальчишка, Калоусом звать, крикнул:

– Ублюдок!

Это было первое, из-за чего учитель закона божьего заскрипел зубами и сказал, что Христу будет очень неприятно, если он, законоучитель, в такой торжественный день надает негодяю подзатыльников. Но что он все равно это сделает.

Ваша Матцер сказал, что у долговязого, которого называют «ваше превосходительство», воняет изо рта; Пивора предложил побиться об заклад на полсигареты, что неправда.

Все это было в столовой. Никто еще ничего не ел, все были страшно голодные и с нетерпением ждали знака «Христа», который должен был их выручить: ведь им всем пришлось поститься, за исключением тех двоих, что помогали на кухне: тем удалось стащить кусок праздничного пирога, и они хвастались этим. Но Пивора донес на них за то, что они ему не дали. Он думал омрачить этим их радость, но они уже успели все съесть, так что законоучителю пришлось ограничиться телесным наказанием в присутствии всех.

– Дал им «Христос» горячих, – хихикнул Пивора, толкнув в бок Пазоурека.

Воспитанники стояли в шеренгах, посмеиваясь над толстыми господами, которые все вздыхали: