Аркадий Аверченко - Античные раскопки

Аверченко Аркадий

Античные раскопки

Когда шестилетний Котя приходит ко мне - первое для него удовольствие рыться в нижнем левом ящике моего письменного стола, где напихана всякая ненужная дрянь; а для меня первое удовольствие следить за ним, изучать совершенно дикарские вкусы и стремления.

Наперед никогда нельзя сказать, что понравится Коте: он пренебрежительно отбросит прехорошенькую бронзовую собачку на задних лапках и судорожно ухватится за кусок закоптелого сургуча или за поломанный ободок пенсне. Суконная обтиралка для перьев в форме разноцветной бабочки оставляет его совершенно равнодушным, а пустой пузырек из-под нашатырного спирта приводит в состояние длительного немого восторга.

Сначала я думал, что для Коти самое важное, издает ли предмет какой-либо запах, потому что и сургуч, и пузырек благоухали довольно сильно.

Но Котя сразу разбил это предположение, отложив бережно для себя металлический колпачок от карандаша и забраковав прехорошенький пакетик саше для белья.

Однако обо всяком подвернувшемся предмете он очень толково расспросит и внимательно выслушает:

- Дядя, а это что?

- Обтиралка для перьев.

- Для каких перьев?

- Для стальных. Которыми пишут.

- Пишут?

- Да.

- А ты умеешь писать?

- Да, ничего себе. Умею.

- А ну-ка, напиши.

Пишу ему на клочке бумаги: "Котька - прекомичный пузырь".

- Да, умеешь. Верно. А это что?

- Ножик для разрезания книг.

Молча берет со стола книгу в переплете и, вооружившись костяным ножом, пытается разрезать книгу поперек.

После нескольких напрасных усилий вздыхает:

- Наверное, врешь.

- Ах, вру? Тогда между нами все кончено. Уходи от меня.

- Ну, не врешь, не врешь. Пусть я вру, хорошо? Не гони меня, я тебе ручку поцелую.

- Лучше щечку.

Мир скрепляется небрежным, вялым поцелуем, и опять:

- Дядя, а это что?

В руках у него монетница белого металла с пружинками - для серебряных гривенников, пятиалтынных и двугривенных.

- Слушай, что это такое?

- Монетница.

Нюхает. Подавил пальцем пружинки, потом подул в них.

- Слушай, оно не свистит.

- Зачем же ему свистеть? Эта штука, брат, для денег. Вот видишь, сюда денежка засовывается.

Долго смотрит, прикладывая глазом.

- Она же четырехугольная!

- Кто?

- Да эти вот, которые... деньги.

Сует руку в боковой карманчик блузы и вынимает спичечную коробку место хранения всех его капиталов.

Недоверчиво косясь на меня глазом (не вздумаю ли я, дескать, похитить что-либо из его денежных запасов), вынимает измятый, старый пятиалтынный.

- Видишь - вот. Как же положить?

- Чудак ты! Сюда кладут металлические деньги. Твердые. Вроде как эта часовая цепочка.

- Железные?

- Да, одним словом, металлические. Круглые.

- Круглые? Врешь ты... Нет, нет, не врешь... Я больше не буду! Хочешь, ручку поцелую? Слушай, а слушай...

- Ну?

- Ты показал бы мне такую... железную. Я никогда не видел...

- Нет у меня.

- Что ты говоришь? Значит, ты бедный?

- Все мы, брат, бедные.

- Дядя, чего ты сделался такой? Я ведь не сказал, что ты врешь. Хочешь, поцелую ручку?

- Отстань ты со своей ручкой!

Снова роется Котя в разной рухляди и - только в действительной жизни бывают такие совпадения - вдруг вытаскивает на свет Божий настоящий серебряный рубль, неведомо как и когда затесавшийся среди двух половинок старого разорванного бумажника.

- А это что?

- Вот же он и есть - видишь? Те деньги, о которых я давеча говорил.

- Какие смешные. Совсем как круглые. Сколько тут?

- Рубль, братуха.

Денежный счет он знает. Из своей спичечной коробки вытаскивает грязный, склеенный в двух местах, рубль, долго сравнивает.

Из последующего разговора выясняется, до чего дьявольски практичен этот мальчишка.

- Слушай, он же тяжелый.

- Ну, так что?

- Как же их на базар брали?

- Так и брали.

- Значит, в мешке тащили?

- Зачем же в мешке?

- Ну, если покупали мясо, картошку, капусту, яблоки... разные там яйца...

- Да мешок-то зачем?

- Пять-то тысяч штук отнести на базар надо или нет? Мать каждый день дает пять тысяч!

- Э-э... голубчик, - смеясь, прижимаю я его к груди. - Вот ты о чем! Тогда и парочки таких рублей было предовольно!

Смотрит он на меня молча, но я ясно вижу - на влажных губах его дрожит, вот-вот соскочит невысказанная любимая скептическая фраза: "Врешь ты, брат!.."

Но так и не слетает с уст эта фраза: Котька очень дорожит дружбой со мной.

Только вид у него делается холодно-вежливый: видишь, мол, в какое положение ты меня ставишь, - и врешь, а усумниться нельзя.