Люда и Игорь Тимуриды - Как воспитать ниндзю

- О Боже! – заглянув в мои залитые слезами и отчаяньем глаза, вдруг воскликнул Вооргот, мгновенно перестав видеть все остальное, схватив меня в охапку и прижав к себе. – Не бойся, я люблю тебя... – заглядывая мне в душу и мигом став как то мудрее и посерьезнев, сказал он, – и все будет хорошо, мне наплевать, что они думают... Он мигом выбросил из головы все, целуя мои глаза и высушивая мои слезы, как тогда и забывая все на свете... – Не обращай на них внимания, все будет хорошо, все это глупости, я просто дурак, моя маленькая колючая орхидея... – он укачивал меня на руках и просто топил в любви и ласке, как-то непонятно просвечивавшейся в его ставшими странными и громадными глазах.

Я подняла на него заплаканные глаза.

- Но я действительно ничего не знаю, и просила отца объяснить тебе, чтобы я услышала, я же все слышу, он бы рассказывал мне... – захлебнулась я слезами, ничего не понимая и что случилось, обиженная и расстроенная, больно ударенная его злостью, непонятным поведением. – Я тоже боюсь!

Меня крепко прижали.

- Успокойся, я дурак, я ничего не понял, – покаянно, как-то по священному серьезно сказал он, заглянув мне в глаза. – Мне и в голову не пришло. Но мы обязательно с тобой прослушаем отца... А пока не бойся и доверься мне...

Я успокоилась.

Вооргот на секунду отвлекся и пригрозил таким страшным голосом окружающим, кто еще позволит себе смех над его невестой и ее недоумениями, что все мгновенно пристыжено примолкли.

- Нечего издеваться над невинным ребенком, если сами грязны... – жестко сказал Вооргот им, так, как это умеет делать человек, прошедший тысячи боев и знающий свое достоинство. И от слова которого ясно, что он может отвернуть голову и вовсе не шутил, когда об этом сказал. Тем более эшафот и список преступлений не располагал к шуткам. А оба моих вдруг выросших телохранителя, когда я заплакала, обвели людей таким страшным взглядом, блеснувшим отражением взгляда Вооргота, что люди испуганно сжались, и, как говорили потом, уже почувствовали себя чуть-чуть мертвыми. Вооргот еще раз оглядел всех, бережно баюкая и успокаивая с полным серьезом меня, принимая все мои беды всерьез.

На него посмотрели с уважением.

Я же ничего не видела сквозь счастливые, счастливые слезы...

Не знаю, сколько бы я плакала и от боли, и от обиды, и от сладости и счастья, что он меня понимает, но тут китаец напомнил, что он привел епископа. И зачем-то то этот толстяк тут надо, чтобы пошаманить над новобрачными, как понимал он.

- Двоих достал... – потирая руки, сказал он.

- Не надо, не надо меня бить, – раздался истерический голос, когда китаец прервал молчание, – я и так согласился спасти невинную душу и повенчать ее с чистой, безгрешной душой...

Это был епископ, который смотрел по сторонам в поисках спасения или новобрачных.

Тут он увидел. Вооргота. И челюсть у него отпала. Очевидно, как частый посетитель дворца, он помнил его с детства.

- Что!? Это невинный грешник? – истерически взвыл он.

Епископ нервно взглотнул, а потом обернулся. Ему, наверное, захотелось посмотреть на невесту. Посмотреть на чистую, невинную, детскую душу.

- Что!!?!! Это чистая безгрешная невинная душа!!!???!!!

У него началась нервная дрожь. Которую он с трудом унял.

- А родится кто? – наконец выдавил он, согласившись с сочетанием с невинным грешником и чистой безгрешной душой. – Вурдалаки?

Подозрительный вопрос замяли. Тут подъехали люди от убитых дипломатов, и, узнав, что убийцу помилуют по обычаю, из-за того, что он женится на невинной чистой девушке, устроили яростный крик.

Толпа, разжигаемая злобными криками, заволновалась.

Вооргот только крепче подхватил меня, вызывающе глядя на разъяренных людей, готовый защитить меня от всего света.

Больная, как потом сказал Вооргот, от сильных чувств и чрезмерных переживаний, я широкими напряженными распростертыми глазами смотрела на бесноватую толпу.

- Убейте обоих, преступника и маленького змееныша, ишь, как скалится!! – орал, подъюживая толпу, один из негодяев. – Бей обоих!!!

- Будем убивать? – сглотнув, отчаянно и деловито спросила я. Мой свист прорезал толпу, и человек двадцать уже оказались убиты, когда мои телохранители вдруг выросли передо мной. Они хладнокровно замерли, уже ужасно хладнокровно смотря на толпу как на “мясо” по терминологии убийцы, мысленно уже разделывая ее и прикидывая варианты, ибо те уже были лишь материалом, хоть от этого им, наверное, стало холодно.

Это страшное возникновение на мгновение вдруг создало момент тишины перед бурей.

- Стойте! – вдруг воскликнул епископ толпе, выступив вперед и заслонив нас, чтобы предотвратить кровопролитие. – Неужели вы пойдете против служителя Божьего!?

Поджигатели истерически завопили.

- Вы убьете и невинную девочку и ее родственников, которые, конечно, будут ее защищать и которую же сами вызвали своими криками про обычай, чтобы самим вызвать на себя армию, как на преступников? – холодно поинтересовался у ревнителей справедливости епископ.

- А чего она полезла? – раздался ехидный голос.

- Она по вашему обычаю и с вашего же разрешения спасала любимого человека... – холодно ответила мама в тишине.

Никто и не заметил, как установивший военный полевой алтарь епископ начал свой обряд прямо на глазах сотен тысяч людей, незаметно собравшихся на площади. Все равно возможности уйти в церковь здесь не было, ибо окружение тысяч людей было настроено довольно враждебно, и ему пришлось смириться с убогостью обстановки и спасать людей.

Во время разговора незаметно исчезнувшие и растворившиеся в толпе телохранители убили человек сорок подстрекателей, которых они давно засекли и отметили со всеми приметами еще при их внезапном появлении. Я подозреваю, что оба просто держали их всех и их расположение в уме постоянно, следя за перемещениями их всех одновременно, как специально тренированные охранники. Еще до конца обряда они были снова рядом со мной, будто так и было.

Но я этого уже не видела – все поплыло передо мной. Заглянувший мне в глаза Вооргот спросил, люблю ли я его и согласна ли я выйти за него замуж, и я, судорожно кивнув, поплыла словно на волнах.

Площадь заворожено слушала.

- Любите ли вы вашего жениха? Согласны ли вы выйти за него замуж?

Я, так и будучи у него на руках, изо всех сил ответила да, что вызвало смех, и, пожалуй, было одним из самых невероятных отступлений от обряда, не считая того, что жених так и не выпустил меня из рук... Но я была полностью счастлива!

- Любите ли вы вашу невесту и согласны ли вы взять ее в жены?

- Очень! – с чувством ответил Вооргот, что опять вызвало добрый смех.

Но епископ не принял шутки и не принял такого ответа и повторил раздельно вопрос, и муж громко и четко по военному повторил – Да! Да! – мол, и любит, и согласен, что вызвало опять добродушный смех.