Люда и Игорь Тимуриды - Как воспитать ниндзю

Я поспешно рванула прочь, упав в комнату на диван с раскрытым ртом и заваливая себя сверху подушками, и просто дрожала.

“Момент последних прощаний”, как назывались эти вазы в нашей семье, был садистским изобретением. Железные, на три четверти заполненные порохом, они на четверть были заполнены гвоздями и шурупами. Громадные, чудовищные.

Их никто не любил – какой то садист сделал их с литыми мелкими чудовищами, покрывавшими вазу по корпусу. Она как раз проходила между прутьями.

Это были убийственные бомбы.

От чудовищного удара дом шатнуло.

Что там творилось в маленьком дворике с высокими стенами, я даже не смотрела. Под прикрытием козырьков, забравшись наверх, чтоб не было видно из леса, Мари, вися, быстро расстреливала выживших и оглушенных. Прикрывая отца, пока он, гостеприимно открыв дверь, быстро перерезал горло тем, кто очухался и чудом остался жив.

Сделать двадцать пять ударов ножом много времени не потребовалось. Говорят, что древние майя не утруждали себя прихлопыванием мух и охотой на них – они просто разрубали их ножом в воздухе. Это к тому, что такая реакция и четкость не чудо, а доступна абсолютно всем, если ты с ножом с детства и измучен непрерывными и постоянными упражнениями и практикой. Иногда целые народы ее обретают, а не то что отдельные люди. Ведь в сельве с мачете никто не расстается – там постоянно надо прорубать дорогу. Тропки зарастают за пару дней заново.

Отец владел отточенным как бритва ножом хорошо. Как и я. Его удара в фехтовальной схватке никто из дуэлянтов не видел. Когда они умирали, естественно. Ему понадобилось намного меньше минуты, чтоб ударить семьдесят раз для полного контроля.

И, вздохнув, вернуться домой.

Тишина стояла полная.

Даже птички не чирикали.

Я перевязывала маму и Мари, пока они перевязывали меня и отца.

- Дверь выдержала! – гордо сказал отец. – Я же говорил, наше производство и конструкция самая лучшая в Англии!

Мама занималась ранами бормочущего отца, тогда как Мари быстро дезинфицировала, мазала специальными мазями и зашивала мои царапины, жестоко выцарапывая пули и щепки, как я не визжала.

На этот раз вернулись китаец с индейцем.

- Никого нет... – мрачно сказал индеец. И добавил. – Живого.

Их тоже пришлось зашивать и перевязывать.

- Отсюда надо уходить... – сказал индеец, несмотря на наше усталое молчание. – Просто чудо, что вы все живы... И уходить быстрей, пока никто не знает, что мы тут живы!

Само собой, никому не хотелось это делать. Даже говорить от усталости. И покидать укрепление, где были запасы оружия, где все казалось таким надежным. Менять его на положение преследуемого, который окажется в голом поле, когда за ним будут охотиться?

Я тяжело вздохнула.

- Мы не можем заставить их не преследовать нас...

- Поэтому и надо оторваться, пока никого нет, – сказал индеец. – Или вы хотите, чтоб тут атаковала тысяча? И уходить придется среди солдат с больной Лу?

- Все мы тут больны! – обижено сказала Мари.

- Все зависит от того, как они нас вычислили... Тут, по крайней мере, есть защита...

- Лучшая защита, когда никто не знает и не подозревает, где ты... – резонно ответил индеец.

Я вздохнула.

- А что делать с трупами? Их нельзя оставлять так! Их надо куда-то спрятать...

Индеец переглянулся с китайцем.

- Это мы берем на себя... Есть идея.

- Консервируйте пока дом... – сказал китаец.

Надо сказать, в каждом нашем доме были тайные ходы, прокладывавшиеся далеко наружу. Они были настолько замаскированы, что даже экономки не знали, где они. Найти их было в доме практически невозможно, если ты их не сделал сам. Один из этих ходов выходил в пещеру на реку, где хранились несколько индийских пирог, каноэ, одна типично голландская большая лодка, куча оружия. Вход в ход был замаскирован – надо было нажать определенные камни, и тогда целая стена поворачивалась и уходила в сторону. Там никакой железной механики, одни отличные пригнанные камни, поворачивающиеся на осях, как у часов, потому все могло служить сотни лет не портясь – мы научились этому в южной Америке, где некоторые тайные ходы пережили тысячелетия, ибо там нечему было портиться. Технология была у нас продумана и отработана до мелочей – у нас существовало несколько специальных рабочих команд, которые даже не знали, где и в какой стране они действуют. Мы специально подбирали надежных людей, хорошо им платили. А, самое главное, никто не знал ни про них, ни они сами не знали, куда их привозили и всей схемы ходов, поскольку их незнание охраняло нас лучше их преданности. Зато все наши поместья были настоящими бастионами внутри, где нас было не взять, не найти и не поймать.

Мы с Мари стали, ругаясь, завинчивать окна. Остроумные приспособления помимо решеток вдвигали железные тяжелые крышки-плиты, завинчиваемые изнутри, которые полностью блокировали окна, будто иллюминаторы на кораблях. Мощные вторые двери внутри было тоже не выбить ногой, если знать, как их закрыть и открыть. Мы без малейших угрызений совести оставляли обычно дом, ибо забраться в него невозможно было даже разобрав крышу, ибо чердак завинчивался такой же плитой изнутри, там вдвигались, как и во все двери, брусы, и с этой дверью ты мог делать что угодно – бить, кричать, впадать в истерику – ее было не вышибить даже настоящим тараном. Каменный дом стоял неприступной крепостью. Его можно было взять, разве что, взорвав к черту каменные стены.

Оставались открытыми только узкие и исперещенные толстыми прутьями бойницы, через которые можно было только наблюдать, но даже ребенок не пролез бы. Но и они закрывались, только последними – после этого открытыми оставались только несколько отверстий для глаз, позволяющие незаметно осматривать окрестности. И несколько тонких отверстий-колодцев-труб в стенах. Что служили как колодцы для наших пуль, что были нацелены на места, которые невозможно было обойти, штурмуя замок и в которые можно было только выстрелить изнутри. Снаружи в узкую точку на высоте двух метров не попадешь.

Закрыв и завинтив все окна и двери изнутри, мы повалились на перины.

Снаружи чудовищных железных плит, закрывших все, кстати, было никак не заметно, ибо окна украшала густая растительность. Да и внешний вид щитов был украшен фигурным литьем, что придавало замку скорей изысканный вид и не навевало мысли о подлинном состоянии окон.

Разбудил меня свист китайца, и его пришлось пустить.

- Спрятали трупы? – спросил отец. – Нам ведь тут еще и жить... Не хватало еще неприятностей с армией, да и если продавать поместье, нехорошо было бы, если б тут валялись кости. Не нужно, чтобы люди нас преследовали.

- Спрятали! – довольно ответил индеец, пряча глаза. – Не будут нас преследовать...